Ознакомительная версия.
Я поднялся.
Егор был хороший человек. По-настоящему хороший, я любил его, какого же черта он сдох?! Надо было пристрелить его раньше, он бы не мучился сейчас, он не помешал бы мне сейчас, когда я в двух шагах, остается перевалить через холм…
— Ты что?! — крикнула Алиса. — Он ведь жив! Жив! Его можно еще спасти…
— Его нельзя спасти. Ничего нет. Он погибнет. Через пару часов.
Я надел рюкзак, я повесил на плечо винтовку.
— Почему ты всегда такой?! — спросила Алиса.
Какой? Нормальный. Как все. Я поправил винтовку и направился к черной собаке. Шаг за шагом, стараясь не думать, о чем тут думать, все и так уже ясно…
— Ты всегда так?! Не оглядываясь?! Да?!
Да. Не правда, кстати, что я не оглядываюсь, я оглядываюсь — и помню всех, кто стоял рядом со мной. Кто помог мне.
— Он тебя выходил, ты забыл?! — крикнула Алиса. — Он тебя спас! Когда ты ослеп, он же тебя за руку вывел! И меня тоже! А ты нас бросаешь?! Егор спас тебя!
Я его тоже, между прочим, спас. И не раз. Если бы не я, сам Егор бы уже… А может, он и был для этого предназначен? Может, они все для этого предназначены? Гомер. Он вырастил меня, научил жить-выживать, научил стрелять, а сколько раз из смертельной опасности выручал — со счету можно сбиться, И жизнью своей пожертвовал, между прочим. Курок, хороший человек был, сколько вместе пережили… А отец Егора? Он рассказал, что надо делать, выручил меня от сумраков, сам умер. И теперь вот Егор, пришла его очередь.
А может, и сама Алиса? Может, не зря я ее встретил. И нужна она была лишь с одной целью — для того, чтобы я дошел сюда. До этой черной серебряной собаки.
И теперь отступить? Сколько людей угроблено — и отступить?
— Я его не брошу! — крикнула мне вслед Алиса. — Вали, сволочь! Вали отсюда! Он меня не бросил, и я его не брошу! Не брошу!
Я шагал. Все быстрее и быстрее, стараясь не слушать и не слышать то, что кричала мне в спину Алиса.
— К черту мир! Пусть все катится! И ты! Ты, скотина.
Собака. Вблизи она казалась гораздо больше. И совсем не такая гладкая. Серебро оказалось проедено мелкими извилистыми канальцами, точно над собакой хорошенько потрудились блохи по металлу, отчего собака казалась объемной. Или дожди. Кислые дожди из фиолетовых туч, приплывающих с другой стороны…
Обернулся.
Алиса сидела рядом с Егором. Она ничего так и не придумала. Да и придумать ничего нельзя, Егора перемололо. Нужны доски, чтобы сделать шины, нужен гипс, нужны лекарства — скоро ведь начнется воспаление, нужен покой, и еще много чего нужно, и ничего этого у нас нет. Безнадежно. Все безнадежно. А ведь я уже рядом…
Передо мной лежала земля. Земля как земля, мертвечины много. Куски железа вокруг, и на некоторых еще сохранился оранжевый цвет. И вход. Похожий на бункер, возвышающийся над полями искореженного металла, с толстыми бетонными стенами, с узкими окнами, с широкой, как ворота, дверью. В которой спала тьма.
Вход.
Там не было указателей, и туда не вела протоптанная тропинка, но, несмотря на это, я его узнал — трудно не узнать то, к чему стремишься. Воздух колыхался, образовывая непрозрачные вихри, мутные фигуры, граница, перевал между мирами. Совсем радом.
Тогда я оглянулся последний раз.
Какие-то зайцы. Я не удивился, если бы это был дятел, птица, известная своим упорством, сядет на голову и долбит, долбит, долбит, прямо в лоб, выковыривает из мозга червяков безумия. Но при чем здесь зайцы? Не знаю. Но эти зайцы колотили меня по голове, упорно, безотступно, с ритмическим удовольствием, бум-бум-бум, бум-бум-бум.
Я пробовал отогнать их грозным криком, и они отгонялись, но почти сразу же возвращались обратно и возобновляли свои усилия утроенно. Никогда не думал, что заяц — такой гадкий зверь.
Потом ни с того ни с сего я вдруг почувствовал, что плачу. Глаза заполнились слезами, они стекали по щекам, за ворот куртки, при этом почему-то были холодными и неприятными. Я терпел, и слезы и зайцев, но, когда слезы потекли уже совсем по спине, я рыкнул и вскочил.
Вокруг меня была комната. Стены из красного кирпича, кое-где на них еще оставались куски штукатурки, на которых можно разглядеть цветочки, рыбок и квадратики, все это очень выцвело за последнюю тысячу лет, но еще вполне угадывалось. По стенам стекала вода. И тонкими ручейками, и широкими плавными реками, а по углам уже и небольшими водопадами.
Я увидел потолок, самый обычный наш потолок, облезлый, в трещинах, в грязевых разводах, в длинных тянучих соплях, потолок как потолок, только теперь по нему тоже бежала вода, рыжая.
Вода умудрялась проникать и через окно, прозрачный пластиковый лист, заменявший стекло, потел крупными каплями. И на голову мне капала вода, а я-то думал, зайцы…
Протер глаза. Я предчувствовал весь этот потоп — с вечера натянул над собой полиэтиленовую пленку. И над Егором натянул, а Алиса сама над собой натянула, впрочем, она и без пленки отличалась повышенной непотопляемостью и непромокаемостью.
Пленка успешно собирала воду, она переливалась надо мной, как живая, и в ней что-то плавало, я представил, что это рыбки, а прямо над головой дырки, сквозь которые пробивались струйки, стучавшие мне по темени.
Везде вода.
— Дэв! — Да…
— Просыпайся! Пора, кажется. Надо поднять парус.
Последние три недели Алиса шила парус. Оказалось, что она умеет вполне неплохо шить, быстро и крепко, пальцы мелькали, а на указательном поблескивало медное дно от гильзы. Не только плетунья, но еще и швея. Парус рос, он походил на обширное одеяло, сшитое из лоскутов разного материала, красивое, Алиса сворачивала его в тугой рулон и подвешивала к потолку на случай неприятных вдругов.
Шила и готовила еду. Этим она занималась с утра и почти до вечера, шила, варила обед и почти не ругалась. Волосы собрала в хвост, никогда такого хвоста не видел на ней.
Я бродил по окрестностям, искал нужное. Район оказался удачным, несильно растащенным, причем по причинам, мне совершенно непонятным, возможно, раньше он был охвачен инфекцией или еще что. Я собирал пластиковые бутылки. Всех размеров, главное, чтобы с крышками. Собирал тряпки. Простыни, покрывала, обшивку от мебели, шторы, штаны из джинсовой ткани. Искал пластиковые пакеты, большие и маленькие. Проволоку, как тонкую, пригодную для ниток, и толстую, которая прекрасно подходила для скрепления разного, другие вещи.
Жук болтался за мной. Он подрос и сделался неприятно зубастым, глаз зажелтел, зрачки приобрели демоническую вертикальную форму, шипы на спине заострились, вытянулись, он напоминал волкера все больше и больше, так что иногда я невольно касался рукой револьвера. А вообще-то…
Ознакомительная версия.
