— Нет. Я пришел объявить вам, что вы незаконно занимаете территорию, принадлежащую новому городу Уралобург.
— И демократичному, — подсказал Егерь.
— Чего? — не понял Зверь.
— Я говорю: и демократичному. Ты самый важный эпитет пропустил.
— У вас есть двадцать четыре часа, чтобы покинуть нашу территорию. Или принять демократическую власть нового города Уралобурга.
— Вот правильно, демократическую, — похвалил Зверя Егерь. — Повторяй почаще.
— В этом случае, — не обращая внимания на издевательства Егеря, продолжил Зверь, — вы получаете право стать претендентами на гражданство нового города Уралобурга.
— А можно сразу гражданство получить? — спросил Егерь. — А то мы ведь знаем: у вас как в древней Греции — демократия только на граждан распространяется. А неграждане — те же рабы.
— Говорил же я Стасу, что дерьмо это всё, — зло сказал Зверь, обращаясь почему-то к Бесу. — Половину мочить надо сразу, а оставшихся — жестко опускать. Только тогда бояться будут.
— Закончил? — с убийственной вежливостью поинтересовался Егерь. — Теперь я скажу. Проваливай в свой Уралобург и больше не появляйся. Тут тебе не зоопарк, зверям здесь делать нечего.
— Ты чё сказал? — заволновался Зверь. — Ты знаешь, на кого наехал? Ты понял, что подписал себе приговор?
— Как? Опять? — изумился Егерь. — А можно еще парочку? И Обрез просил на него пяток прихватить.
— Поп, ты меня знаешь. Объясни этому идиоту, с кем он играть собирается, — кипя от бешенства, выдавил Зверь.
— Изыди, мерзопакостная отрыжка рода человеческого, — проговорил отец Тихон, сотворив крест.
— Вы пожалеете, — с тихой яростью пообещал Зверь. — Очень пожалеете.
Егерь демонстративно развернулся и пошел к дому. Вопрос о дележе территорий откладывался на неопределенное время, и это его вполне устраивало.
— Мочи козлов! — заорал позади Зверь.
Отец Тихон всем корпусом толкнул Егеря в бок, одновременно приседая и вскидывая ружье. Что-то дернуло Егеря за ворот куртки, раздался грохот короткой автоматной очереди.
Рядом харкнуло огнем помповое ружье.
Судя по всему, к бою вообще никто не был готов. Включая команду из Уралобурга. Несколько секунд люди растерянно метались по обе стороны от баррикады, снимая оружие с предохранителей и стараясь при этом укрыться от вражеского огня. Только Зверь и отец Тихон, перемещаясь короткими рывками, стреляли друг по другу с расстояния не больше десяти метров, и умудрялись при этом не попадать. Первые беспорядочные выстрелы с обеих сторон тоже мало кому нанесли вреда. А потом мимо Егеря промчался Обрез с короткой лопатой в руке, заорал что-то, в один миг взлетел на баррикаду и бросился сверху на Гнуса.
Егерь все еще пребывал в состоянии шока, а его люди, поддавшись лихому примеру Обреза, уже ринулись в рукопашную схватку. Несколько секунд Егерь растерянно смотрел на ожесточенную драку отца Тихона, сноровисто набивающего свое ружье патронами, а потом отступил в сторону: с самого верха баррикады ему под ноги скатился человек с разбитой головой.
Лишь услышав истошный женский визг со стороны дома, Егерь окончательно врубился в происходящее.
С той стороны баррикады два десятка людей с ожесточением наносили друг другу удары прикладами автоматов и ружей, палками, ножами и просто кулаками. Но вместо того, чтобы ринуться в бой и помочь своим, Егерь бросился бежать к дому, из двора которого начали появляться первые люди, услышавшие выстрелы.
— На крышу! — крикнул Егерь. — Срочно! Стрелков на крышу!
Но его не слушали. Осознав, что на общину кто-то напал, люди вооружались чем попало и мчались в сторону баррикады. Пока Егерь нашел на складе винтовку и патроны, пока поднялся наверх и занял позицию для стрельбы, врага уже успели откинуть, заставили спасаться бегством. Егерь успел заметить разбегающихся по окрестным дворам людей, которых никто не преследовал…
Итоги боя оказались неутешительны. Три человека погибло. Пятеро, включая отца Тихона и Обреза, были ранены. Правда, визитерам повезло еще меньше: четверо были убиты во время схватки. В том числе — Зверь. Еще двоих, раненых, ожесточенные люди добили прежде, чем Егерь вернулся к баррикаде. Одного взяли в плен, и Егерю, пришлось приложить немало усилий, чтобы не дать своим людям линчевать пленника на месте. По странному капризу судьбы, им оказался Бес.
Взбудораженная община бурлила, напоминая котел с кипящей водой, грозя плеснуть и обжечь всякого, кто посмел бы положить сверху крышку. Погибших положили в большом дворе между огороженными домами. Вокруг собралась возмущенная толпа — дело шло к стихийному митингу.
Егерь отправил рейдерскую группу вслед разгромленному отряду противника и направился в подъезд, где Док колдовал над ранеными. По дороге ему пришлось пройти мимо трех тел и стоящих вокруг людей. При его появлении толпа замолчала, на лидера общины устремились десятки вопросительных взглядов, но Егерь прошел мимо. Помочь погибшим он уже ничем не мог, а что еще от него могло потребоваться — даже не представлял.
Док устроил себе и кабинет, и палаты для неотложных больных в четырехкомнатной квартире. Две женщины из общины Романыча бесшумно двигались из комнаты в комнату, замывая полы от бурых пятен, вынося разрезанные куски окровавленной одежды и возвращаясь обратно с водой и зелеными листьями какого-то растения.
Обрез получил сквозное пулевое ранение в плечо, потерял много крови. Забинтованный, с красными пятнами на повязках, он, тем не менее, сразу заявил Егерю, чтобы тот со всеми претензиями шел куда-нибудь на пруд, премудрых пескарей учить.
— Да, не послушал, — едва ворочая языком от слабости, но продолжая воинственно сверкать глазами, заявил он. — Да, приперся следом. А если б не приперся, они бы сперва вас всех положили, а потом и сюда бы вломились. И поимели бы вдесятером всю нашу стаю. Им-то опыта уличных боев уже не занимать, а наши пока только и умеют, что громко базарить да оружием трясти.
Док скорчил недовольную гримасу. «Больному и дышать то можно через раз, а ты его волноваться заставляешь», — читалось в каждом его возмущенном жесте.
У отца Тихона было нескольких касательных пулевых ранений, которые сам священник презрительно называл «царапинами», серьезный порез шеи и растянутые связки на ноге. Еще двое отделались более-менее легкими ранами, и лишь один оказался раненным по-настоящему тяжело.
— Помочь сможешь? — тихо спросил Егерь у Дока, кивая на тяжелораненого.
— Я не волшебник, — печально сказал Док. — И не хирург. Что смогу сделаю, но шансов у него мало.
