причём совсем недавно. По примерным подсчётам, почти что в тот, если не ровно в тот же день, когда я осознал себя в теле Арсиана Гремора.
Я, конечно, мог надумывать. Всё-таки уже очень много лет мир в той или иной степени почти в буквальном смысле крутился вокруг меня, на таком фоне немудрено развиться чему-то на грани звёздной болезни.
Вот только слишком уж много было подозрительных деталей.
Как говорится в одном мудром изречении: “Один раз – случайность, два раза – совпадение, три – закономерность, четыре – закон”. И вокруг всей этой ситуации с моим возрождением и рудником случайностей уже накопилось предостаточно.
Подойдя к двери в стене сферы, я внимательно изучил узор на её поверхности в поисках каких-либо подсказок. Ничего особенного, отличающегося от изображений на всей остальной поверхности чёрного камня. И ни замочной скважины, ни дверной ручки.
Ни на что особо не надеясь, я приложил к двери руку. Раз уж это всё не было случайностью, возможно, и тут произойдёт… что-то?
Секунда, другая, третья…
Я уже успел подумать о том, каким, наверное, со стороны выгляжу дураком. А потом из-под моей ладони нарочито медленно, будто издеваясь, начал распространяться кроваво-алый круг света.
Отдёрнув на всякий случай руку и отскочив подальше, я внимательно наблюдал за тем, как свечение постепенно разрастается, охватывая всё новые и новые узоры. За границы двери оно при этом не выходило и спустя примерно минуту, наконец, охватило всю дверь целиком.
А затем ровно посередине прямоугольной плиты в алой вспышке появилась тонкая щель, и дверь начала раскрываться, выпуская в пространство пещеры перед собой лучи мистического кровавого свечения.
В моих руках уже были кинжалы, я был готов либо встретить то, что собиралось выбраться из сферы, либо броситься бежать. Несмотря на то, что чутьё подсказывало: внутри нет ничего опасного, – я не собирался рисковать. Слишком уж часто в последние дни моё тело меня подводило.
Тем не менее, дверь раскрылась до конца, прошла минута, вторая, а наружу кроме света ничего так и не вышло. Убрав один из кинжалов обратно в крепление, я осторожно подошёл к проёму и резким движением заглянул внутрь.
Коридор. Узкий, шириной всё с ту же дверь. Пол нормальный, а вот стены и потолок были не сплошными, будто бы состояли из множества поставленных торцами тонких каменных плит, складывавшихся в похожий на лабиринт узор.
Алый свет, немного неравномерный, исходил из промежутков между этими плитами. Заглянув во второй раз и на этот раз уже задержавшись на подольше, я понял, что исходил он от сложных, нанесённых на поверхность плит, узоров, в которых без труда узнал язык Ада.
Кроме слегка плывущего свечения никакого иного движения в коридоре не было. Так что, подождав ещё пару минут, я всё-таки вошёл в сферу. Дверь за мной не закрылась, что радовало.
Ещё пару минут, готовый в любой момент броситься к выходу, я шёл по коридору, ведущему, насколько я понял, прямо к центру сферы. И вот, наконец, я вышел в сравнительно небольшую, где-то пять на пять метров, комнату.
В ней было всего три объекта. Два пьедестала поднимались из пола прямо перед выходом коридора. На одном стояла выточенная из чего-то наподобие жемчуга шкатулка, на другом лежал свёрнутый в трубочку и перетянутый чёрной лентой свиток.
А чуть за ними высился простой на вид, без каких-либо украшений, трон, на котором, оперев голову на кулак, восседала замершая фигура. Слишком хорошо знакомая мне фигура.
- Дьявол?
Два с небольшим метра роста, тёмно-серая со слабым алым отливом кожа, слегка загибающиеся назад длинные, почти метровые рога, аристократические утончённые черты лица. Из одежды – строгий чёрный наряд, отдалённо напоминающий привычные мне костюмы, ноги босые.
Иронично, что Дьявол, сильнейший из демонов, единственный и неповторимый император Преисподней, походил на человека куда сильнее, чем почти все обычные демоны.
На мгновение всё тело будто бы сжалось в инстинктивном ожидании гибели. На нынешнем уровня для Сатаны я был даже не муравьём. Так, микробом.
Вот только спустя секунду мозг, благодаря огромному опыту анализировавший всё вокруг в пассивном режиме, выдал заключение.
Дьявол не подавал признаков жизни.
Император Ада не дышал, его сердце не билось, ни единая мышца не двигалась, в теле не ощущалось ни грамма энергии. И даже классическая вонь демонов, которой это место должно было провонять насквозь, полностью отсутствовала.
Несмотря на то, что Дьявол выглядел ровно так, как в нашу последнюю встречу, не изменившись, кажется, ни на волосок, передо мной сидела будто бы восковая кукла, а не живое воплощение самой Преисподней.
Осторожно, в любой момент ожидая подвоха, я подошёл поближе и внимательно осмотрел тело Сатаны. Его глаза были закрыты, лицо расслаблено, Дьявол будто бы спал. И даже его поза была совершенно естественной и живой.
Тем не менее, первоначальное впечатление подтвердилось: он совершенно точно не был жив. Вот только загвоздка была в том, что и мёртв он как будто бы не был.
За насыщенную убийствами первую жизнь и очень долгое, переполненное войнами посмертие, я собственными глазами видел даже не тысячи, а миллионы мёртвых. Людей и демонов.
Определить труп для меня было настолько же просто, как, выйдя на улицу и тут же оказавшись мокрым, понять, что идёт дождь. Да, тело самого императора Ада вряд ли бы сгнило даже через тысячу лет.
Вот только дело было вовсе не в самом теле. От него не ощущалась неосязаемая, неопределимая никакими научными методами, и тем не менее совершенно очевидная для меня аура смерти, какая исходила от любого живого существа, вдруг переставшего быть живым.
Дьявол словно застрял на грани между двумя полярными состояниями: жизнью и смертью, – и не мог перейти ни в одно из них.
Когда же я попытался коснуться руки Сатаны, всё стало ещё страннее.
Мои пальцы остановились в миллиметре от поверхности ткани его рукава. Продвинуться дальше мешало некое невидимое поле, которое я никак не мог опознать, и оно существовало вокруг всего тела Дьявола, начиная от ног и кончая рогами.
Как-то продавить или повредить защиту мне не удалось при всём старании. Даже использование пыток не оказало никакого эффекта. Тот, кого я пообещал убить, вдруг оказался на расстоянии буквально в миллиметр от меня, и при этом у меня не было никакой возможности что-либо с ним сделать.
Я мог только смотреть на него, легко облокотившего голову на руку,