В остроге же будут долго гадать, откуда по ним стреляют и что вообще происходит. Ведь в экипажи самоходок дураков не назначали – зачем подползать к Стене, если можно встать километрах в двадцати и спокойно себе долбить по неподвижной мишени, которая никуда не денется и сдачи не даст?..
Наросты зениток на башнях дружно плюнули огнем. С лязгом в борту вертолета стало на несколько дыр больше, чем надо. Парой сантиметров ниже – и полковник остался бы без головы. Остальных тоже не зацепило лишь по чистой случайности. Боги войны хранили «варягов», ожидая в ответ обильных жертвоприношений. И за диверсантами не заржавело.
Вертолет резко нырнул вниз. Желудок Самары взмыл к горлу и затрепыхался раненым воробышком. От блоков НАР отделились ракеты и, расчерчивая дымными полосами воздух, устремились вниз. И одна таки угодила в короб на танковой основе, продырявила его, внутри вспыхнув так, что люки взмыли ввысь да пушка отвалилась. Экипаж не мучился. Наверняка техникой рулили люди, а не зомбаки. И именно люди в других жестянках на гусеницах открыли ураганный огонь по Ми-24 – им для этого даже наружу выбираться не пришлось, зенитки управлялись из боевых отделений. С лязгом тропинка из дыр наметилась в полу, металл развернулся острыми заусенцами. На этот раз Самаре едва не оторвало стопу – перебило развязавшийся шнурок на ботинке.
– Да что ж они делают-то?! – возмутился Гурбан, обижаясь то ли на стрелков внизу, то ли на коллег, управляющих вертолетом.
И коллеги словно услышали его, хотя никаких средств связи в этом полете не предусматривалось или же Самара пока что их не обнаружил. Вертолет резко задрал нос и ускорился под углом сорок пять градусов к небесам.
– Всё, пустые, – не открывая глаз, прокомментировал ситуацию Ашот.
– То есть? – Мариша закончила наводить марафет и была не прочь пообщаться.
– Вертолету нечем больше стрелять, Петрушевич.
– Почему это, Ашотик?
– Наверное, потому что лишнее всё убрали, чтобы уменьшить массу. У вертушки расчетная дальность всего четыре с половиной сотни километров, а этого мало, нам дальше.
– Откуда знаешь? Что нечем? – Насчет массы и прочего у Мариши сомнений не возникло.
Ашот приоткрыл глаза:
– Просто знаю, и всё. Чувствую.
С каждой секундой вертолет приближался к Ленинграду.
Глава 12
Когда зомбаки говорят
Афанасий Стерх с неодобрением смотрел на официанта, который неторопливо, величаво даже, снимал с серебряного подноса тарелки и блюда и расставлял их перед начальством, желающим трапезничать. Белая – ни единого пятнышка – рубашка, запонки с блестяшками на рукавах, кожаный ремень с надраенной бляхой, отглаженные брючки, начищенные туфли… И улыбка – ровные белые зубы, в которые так и хочется ткнуть… да хотя бы вилкой, что ли.
Будто почувствовав неприязнь Стерха, официант сделал неверное движение, едва не опрокинув соусницу. Улыбка его стала чуть напряженней, но и только. Вышколенный профессионал. У покойного Багирова все работники были профи. «Были ваши, стали наши», – усмехнулся Стерх. Жаль, узколобые дебилы из Верховного совета запретили ему выселить вдову из дома на Невском и прибрать себе здание вместе с содержимым – так сказать, экспроприировать экспроприированное, исключая старую кошелку, конечно. Увы, пришлось ограничиться особняком по соседству, из которого выселили всех жителей. И многочисленную лейб-гвардию генерала Стерх таки присвоил, переманил кого посулами, а кого угрозами – не сам, конечно, лизоблюдов у него хватало, прихвостней, млеющих от счастья лицезреть дверь, за которой работает челюстями хозяин.
В животе булькнуло. Стерх проголодался. Впрочем, он всегда хотел есть. Это чувство не оставляло его с самого начала скитаний по стране, уничтоженной Псидемией…
С рождения маленький Афоня знал, что судьбой ему назначено быть особым, быть выше прочих, управлять их глупыми помыслами, властвовать над стадом. Его родители – весьма обеспеченные люди – баловали ребенка с первых дней существования и ничуть не расстраивались, подыскивая ему новую няньку потому, что у предыдущей случился нервный срыв или же она ни с того ни с сего упала с лестницы, а то и выколола себе глаза ножницами. Подобрать хорошую прислугу – это ведь еще та проблема, верно? И то, что купленные по просьбе отпрыска зверушки протягивают от силы пару суток, их тоже не волновало. Мало ли почему волнистому попугайчику захотелось свить гнездышко в микроволновке, хомячку спрятаться в мясорубке, а черепашке угодить в закипающий электрочайник? Всякое случается, при чем тут любимый Афонечка?..
– Ты еще здесь? – Стерх вонзил вилку в почти что сырой бифштекс, приготовленный так, как он любил. Брызнула кровь.
– Да, господин Стерх. – Официант услужливо склонился.
– Ты кто такой вообще? Зачем тут? А Светка где? – Кусок мяса, не прожеванный, отправился в утробу. При всей своей телесной невыразительности Стерх ел за пятерых. В прежние времена о таких говорили: «Не в коня корм». По подбородку потекли струйки жира.
Официант заметно побледнел. Это хорошо. А то чересчур невозмутим, нельзя так в присутствии босса.
– Я… я… я…
Стерх отправил в рот очередной кусок и задумчиво посмотрел на паренька – слишком аккуратного, слишком чистого, юного, здорового, высокого и так далее. В общем, официантик этот очень даже неплохой объект для эксперимента. Или же использовать его иначе? Для более приземленных целей?..
– Ты что, заикаешься? – При втором варианте любые дефекты речи портили объект до полнейшей непригодности. Горячий жир капнул на манишку. Стерх облизнул блестящие губы языком, соленым от телячьей крови.
– Нет, я… Светлане нездоровится. Я подменяю.
– Ну и отлично. Налей мне вина.
После этой вроде обычной просьбы в глазах официанта возник страх. Ноздри Стерха затрепетали – он, как собака, почуял запах адреналина. И это возбудило его вмиг. Светка, дура, уже отбоялась свое, наполнив вчера бокал мадеровским еще хересом. Стерх взглянул на залепленные пластырем костяшки кулаков. Она сопротивлялась. Надо же, кто бы мог подумать, что эта пигалица найдет в себя силы отказать боссу и тем самым доведет его до исступления еще до начала процесса. Пришлось ее немного утихомирить, ну да с разбитого лица воду не пить.
Спиртное Стерх употреблял лишь в том случае, когда собирался оторваться по полной – чтоб без сожаления отбросить наносную человечность, маску, за которой он усилием воли постоянно прятался.
Официант пролил несколько капель мимо бокала на крахмальную скатерть.
Стерх пригубил вино и откинулся в кресле, скользя взглядом по обеденному залу, который без зазрения совести можно назвать хоромами – зал-то не просто большой, огромный. Тут в футбол играть можно. Как объяснил Стерху один узколобый болван, Верховный совет очень ценит ученого – еще бы не ценили после ошеломляющих успехов его экспериментов – и потому товарищи коммунары пошли на уступки, разрешив Афанасию Стерху занять эти апартаменты, принадлежащие народу Ленинграда.
