— Как так? — выдохнул он. — Что тут произошло?
Никто не мог ответить ему. Все были мертвы. Клан «Набат» перестал существовать.
Самопал катался по земле, издавай смех, не похожий на человеческий. Казалось, так смеяться может только взбесившийся заяц. В этих звуках слышался полный спектр эмоций — страх, радость, глухое удовлетворение. Хохот Самопала напоминал шипение, которое бывает от соединения раскаленного камня и ледяной воды.
— Они все мертвы, — говорил ренегат, захлебываясь.
Шептун ударил его ботинком, прямо по лопнувшим губам. Самопал откинулся навзничь, но смеяться не перестал.
Сталкер протер глаза, думая, что ему все это кажется.
— «Лезвия», — вытаращился он на костер. — Тут побывали твои дружки.
— О да. — Самопал начал успокаиваться. — «Лезвия» остры настолько, насколько тупы твои слова.
Он выплюнул кровавую слизь.
— Почему… — Шептун старался удержаться на ногах всеми силами. — За что все это? Грач… как так случилось? Почему надо было это делать, за что?
— Теперь ты видишь. — Самопал попытался встать, упал снова, но все же поднялся. — Теперь ты видишь, что мы с тобой — мелкие черви, которые не могут ничего. Ничего, сталкер.
Шептун стиснул руку в кулак, замахнулся, но не ударил. Самопал казался слишком легкой и слишком тяжелой мишенью одновременно. Ренегат отдышался, прислонился к нагретому камню Когтя.
— Жизнь бы сейчас отдал за сигарету, — признался он. — Шептун, найдешь мне сигарету? Я тогда скажу все, что ты захочешь. Сталкер?
— Жизнь за сигарету, — повторил Шептун. — Пожалуй, будь у меня сейчас курево, я бы купил за него твою жизнь. А знаешь что? Не нужна мне никакая сигарета.
Он одним движением снял автомат с предохранителя и нацелился.
— Стой! — Самопал вытянул руку. — У тебя была возможность прибить меня раньше, но сейчас нет! Забыл, где мы находимся?!
— В месте, где все мои друзья умерли по твоей вине, — ответил Шептун. — Я сейчас не стреляю не потому, что ты можешь меня переубедить, потому что ты не можешь. Я не стреляю, так как хочу понять, почему именно я не стреляю. Замолчи, гад. Тебе не жить, и это главное.
— Тогда я тебя и слушать не стану, — отмахнулся Самопал. — А вот тебе бы не мешало наконец уши раскрыть. Хотя что с тебя взять… Эх, Шептун, Шептун. «Набат» все еще существует.
— «Набат» — это я, — процедил сталкер.
— Не совсем. Это и я тоже.
— С каких пор?
— С тех самых, когда Грач меня принял, — ответил Самопал, слегка повысив голос. — И, пока никто не вышиб меня из клана, я остаюсь в нем. Ты плел мне эту чушь про законы клана с самого начала, так что теперь мы все в них дружно верим. Что ты мне сказал, для чего шел за мной? Доставить для суда!
— Я сам буду твоим судьей, — прошептал сталкер. — Судьей и палачом. Я уже вынес решение. Смерть.
— Жизнь, — сказал Самопал. — Нас осталось двое, сталкер. У меня столько же прав выносить вердикты, сколько у тебя. Любое твое решение будет аннулировано моим. Ты не сумеешь убить меня, так как по правилам клана не получишь большинства голосов. Но есть другой способ…
Самопал повернулся к Шептуну затылком.
— Забудь про то, что ты «набатовец», — предложил он. Шептун не видел его лица, но понимал, что ренегат хищно лыбится. — Давай же. Ты ведь одиночка, так просто прибей меня. Никто не увидит, а я уже никому не расскажу. Никто не знает, что смелый и отважный воин «Набата» отступает от правил клана, если ему это выгодно.
— Нет, — ответил Шептун, всеми силами ища решение.
— Запутался в дебрях своей идеологии, сталкер? Нигде не сказано, что делать, если клан делится на две равные противоречащие части. Больше нет ни добра, ни зла, эти категории определяются кланом, а соглашение между сторонами не наступает. Замкнутый круг, Шептун. Ты служишь клану, ты ненавидишь меня по его правилам, но по ним же не сможешь убить. «Набатовец» не может единолично поднять руку на «набатовца». Сталкер, убив меня, ты предашь все, во что верил, обесценишь идеи, которые хотел распространить по Зоне. Сделай это, Шептун. А потом убей себя. Либо стань мною.
Шептун молчал. Правильно сказал Гиббон. Лишь перед лицом смерти рождается настоящее красноречие.
Сталкер ничего не мог сделать Самопалу. Он сам загнал себя в ловушку порочной логики. Выхода не было. Всеми силами Шептун желал, чтобы в живых остался хотя бы еще один «набатовец», игнорируя мысль о том, что это всего лишь поиски оправдания личной мести.
— Я верю в слово… — пробормотал сталкер. — Верю…
— Хорошо, — кивнул Самопал. — И каково твое слово?
— Я изгоняю тебя из клана. Ренегат повернулся к нему снова.
— Так не пойдет, — сказал он. — Сам ты можешь уйти, если хочешь, я соглашусь. Давай, а? История запомнит меня как последнего «набатовца», которого, безоружного, выстрелом в спину уничтожил вольный бродяга, потому что ему не понравилось, как устроен мир. И это было сделано после того, как предыдущих «набатовцев» вырезал конкурирующий клан. Запомните, дети, бродягу звали Шептун, и он вбил последний гвоздь в гроб «Набата». Ну как тебе? Звучит? Что история запомнит нас именно такими, я не сомневаюсь. Ведь ты слишком ценишь свое драгоценное слово, чтобы отступиться от него.
Шептун опустил автомат. Самопал вздохнул.
— Знаю, чего ты сейчас хочешь, — сказал он. — Чтобы я ушел из клана сам. Сделал это красиво. И тем самым позволил бы тебе с чистой совестью пустить пулю мне в спину. Вложил тебе в руки оружие возмездия, зарядил тебя по полной. Зачем нужен автомат в руках, если его нет в сердце? Ведь так легко убивать, зная, что за тобой стоит истина. Так ведь, Шептун? Ты не можешь убить просто потому, что так захотел, ты ведь хороший, а хорошие не убивают. Разве что только плохих и по праздникам. Нет, тебе нужно благословение сверху. Ты одурел до такой степени, что просишь дать это благословение меня — человека, которого хочешь пристрелить во имя какого-то там уважения к вещам, суть которых сам не способен внятно изложить. Если ты приглядишься к трупам, то поймешь, что они хотя бы защищались. Но ты слеп и всегда был таковым.
Сталкер огляделся. Все было верно.
— Самопал, — произнес он, стараясь унять боль в голове. — Давай договоримся.
— О чем?
— Я позволю тебе уйти.
— Не думаю, что мне нужно спрашивать твоего мнения на это счет, — прокомментировал парень. — Но не суть. Чего ты хочешь?
Шептун протянул в его сторону кулак и разжал его. На грязной ладони виднелся небольшой четырехгранный ключ.
— А, это, — усмехнулся ренегат. — Да, знатная вещица.
