кого я встречаю здесь, отличаются несгибаемой волей и упрямством. Просто кто-то умеет ждать, а кто-то — нет.
— Мне не нужны склоки в империи, — сказала я. — Чтобы обрести внешнюю силу, нужна сила внутренняя. Разрозненная империя, в которой постоянные распри — лакомый кусок для наших соседей.
— Я тебя услышал.
Что искренне порадовало. Ведь с Кадзуо об этом говорить вообще не было смысла. Он был старой закалки. Эпоха Гэдо. Но с моим приходом придут перемены.
Эпоха Кадзэ.
Придет ветер перемен.
Разговор с Норайо принес определенные результаты. Предстояло хорошо проработать план возвращения части территорий, на которые у Юичи нет никакого права. И таким образом закрыть ход на те, куда они ещё не добрались. Ведь в Крае Неба есть такие места, где чужакам лучше не ступать. Впрочем, как и везде…
Уже перед тем, как уйти, Норайо замер у двери и вдруг спросил:
— На что ты рассчитываешь, Аска?
— На разум, а не сердце?
Он ухмыльнулся. Что ж… Норайо никогда не был глуп. Но правду я ему не собиралась рассказывать.
Доска для гомоку всего одна. Но положение камешков может измениться в любой момент. Поэтому лучше ничего не говорить вслух. И при этом в рукаве прятать другие камешки. Мало ли когда придется какой-то заменить… А что не по правилам игры… Так это уже детали.
— Порой я жалею, что ты не стала нашей невесткой, — внезапно произнес он и вышел, тихонько прикрыв дверь, оставив меня в немом недоумении.
Некоторое время я сидела в полной тишине, прикрыв глаза.
Тихая ночь за окном императорских покоев расстилала свой волшебный покров над императорским дворцом, словно призывая к покою и отдыху после дневных волнений. Луна, бледный полный диск, плыла в небесах, заливая серебристым сиянием все вокруг — вечный страж ночного неба.
Тени бесшумно плыли по мраморным полам, создавая игру света и тени, придавая всему вокруг особую таинственность. Далекий гул фонтанов едва доносился сюда.
За окном, за высокими башнями дворца, расстилался сад. Призрачные лучи луны проникали сквозь листву деревьев, бросая бледное серебро на землю.
Казалось, в этой тишине можно было услышать дыхание самой земли, ее живую сущность, пробуждающуюся под покровом ночи.
— Никто не узнает, что случилось с Ошаршу, — прошептала я одними губами. — И только когда мы все доживем, тогда…
Луна будто улыбнулась, соглашаясь с моими словами. Кое-что должно оставаться тайной. А, как известно, тайна, разделенная двоими, — уже не тайна.
Я вынула из нижнего ящика кайкэн с рукоятью в виде кобры. Провела пальцами, чувствуя приятный холодок металла.
— Ну что ж, — сказала еле слышно. — Теперь у нас с тобой своя дорога. Новая. Неведомая. Пойдем?
Глаза кобры вспыхнули лиловым светом. Без слов понятно.
Я вздохнула. Интересно, хоть кто-то мог заподозрить, что всё обернется именно так? Дедушка? Мать? Плетунья? Вот уж точно, никогда не знаешь, что ждет тебя за поворотом. И прелесть в том, что никогда и не узнаем…
А утром мне сообщили, что Эйтаро пришел в себя. Благую весть принес Сант, который сейчас был назначен главой сейваненов. Йонри на поправку пошёл значительно раньше и теперь помогал в ведомстве смотрителей, но пока ещё не выезжал на далекие расстояния.
— Мастер Хидеки рассказал, что они использовали особую технику широй. Но саму ловушку снимал не он, а Коджи Икэда.
— Надо же… — только протянула я.
Что ж… В свое время рёку шиматты спасла жизнь Коджи, его брату и племяннице. Теперь пришло время помочь Эйтаро. Надо же, какая гармония.
Я подняла голову и посмотрела на небо. Ветреный солнечный день начинался с мягкого и ласкового прикосновения ветра, который нежно играл с листьями деревьев, пробуждая природу. Солнце, возвышаясь над горизонтом, окрасило небо в яркие оттенки оранжевого и розового, словно художник, разливающий свои краски по голубому холсту.
Ветер, становясь все сильнее, приносил с собой запах свежести и чистоты, разнося его дальше — по полям и лугам Тайоганори.
Солнечные лучи играли на поверхностях рек, рассыпая слепящее серебро отражений. Птицы взмывали в небо и пели, наполняя воздух задором.
На полях крестьяне трудились под ярким солнцем, собирая плоды своего труда и наслаждаясь пробуждающейся природой вокруг. Ветреный день приносил особое чувство жизни, наполняя сердца надеждой.
Небо раскинулось над головой в своей безграничной синеве.
Что ж…
Теперь ветер с нами будет всегда.
Пришла эпоха Кадзэ.
Спустя полтора года
— Хвост хеби, он меня прибьет! А-а-а! Подарки! — Подхватив путавшуюся в ногах одежду, рискуя грохнуться прямо в комнате, я рванула к шкатулке.
— Госпожа, госпожа! — Ами с воплем кинулась за мной. — Подождите, мы не закончили прическу!
В волосах что-то задорно и одновременно обиженно звякнуло. Эти украшения от мастера Цзинтачи. За ними гоняется вся империя. Разумеется, императрице не так сложно добиться внимания, но всё же пришлось подождать.
Я высыпала содержимое шкатулки на кровать и начала быстро перебирать содержимое.
— Госпожа! — Юки попыталась подкрасться и поправить одежду. — У нас ещё есть время. Всё почти упаковано и загружено. Не переживайте.
— Оно не здесь! — всплеснула я и кинулась к сундуку.
— Госпожа! — пискнула Ами.
Ши, решивший, что мы тут все сейчас веселимся, с радостью выбрался из-под кровати (под которую, надо сказать, с трудом уже помещался — однажды я просто проснусь оттого, что кто-то пробьет мне её своей лобастой башкой) кинулся мне наперерез. Нога зацепилась за чешуйчатое тело, и я с воплем рухнула на своего хеби.
Звон от кучи побрякушек, навешанных на меня, разлетелся по всей комнате. Служанки кинулись ко мне. Нет, определенно хорошо, что я их забрала из поместья. Императорские слуги, конечно, учтивы и вышколены, но до сих пор не привыкли ни к моему правлению, ни к моему поведению.
— Кто уронил колокол? — послышался голос брата Гу, который вошёл в покои. — Ох, прошу прощения, ваше величество.
— Очень смешно, — проворчала я, опираясь на руки Ами и Юки, а потом и вовсе сообразила, что брат Гу вынимает меня из колец недовольного Ши. Тот был свято уверен, что мы играем, а не вот это всё. И вообще зачем хозяйка нацепила на себя вот это все?
— Я принес то, что вы просили.
Перед моим носом с щелчком открылась крышка зеленого ларца. Я замерла. Рядом раздались восхищенные выдохи.
Оберег был похож на пленительное пламя, зародившееся в
