— Я все хотела спросить, — вмешалась Пери, — откуда эти имена? Ни одного из них среди Родовых Имен нет.
— Естественно. Это фамилии ученых древности, которые внесли большой вклад в развитие науки. Мое имя, к примеру, Уотсон. Это фамилия ученого, открывшего ДНК. Есть среди нас Ньютон, Тесла — это тоже имена великих ученых. Иногда случается так, что мы переходим в другую лабораторию, а там уже есть свой Уотсон или Ньютон. Тогда мы вынуждены бороться за новое имя. Жизнь — сложная штука, дети мои, очень сложная.
Выражение «дети мои» неприятно резануло по ушам и Эйдена и Пери. Для сиба это выражение звучало почти кощунственно. Но как-то не хотелось объяснять это Уотсону.
— Собственно, я зачем сюда пришел, — сказал Уотсон. — Я хотел довести до вашего сведения, что мы получили официальное сообщение, касающееся лично вас, Эйден. Там даются ваши приметы, а также сообщается, что вы являетесь особо опасным преступником и находитесь в розыске. За любые сведения о вас полагается награда.
— Но это же ложь! Как они могли…
— Несомненно, так сделано в расчете на то, чтобы выйти на вас. Я со своей стороны отослал властям сообщение, что в нашем районе никто, соответствующий описанию, не появлялся.
— Благодарю вас, сэр.
— Но я должен вас предупредить. Я не могу ручаться за остальных сотрудников станции. Если кто-нибудь из них прочтет бумагу и решит заработать для себя несколько личных очков у властей, тогда ваша песенка спета, Эйден.
— Тебе нужно бежать отсюда, — сказала Пери после того, как Уотсон ушел. — Теперь слишком опасно здесь оставаться.
— Для меня сейчас нет на Токасе уголка, где бы я был в безопасности. А здесь единственное место, где у меня есть друзья. Я устал бегать от погони. Мне нравится быть с тобой. Я останусь.
— Уж не знаю, радоваться мне или нет. Если они найдут тебя…
Он легонько закрыл ей ладонью рот.
— Как ты все время говорила мне — тсс! Давай сменим тему.
И обнял ее. Пока они стояли так, обнявшись, Эйдена одолевали невеселые думы. Если честно, то больше всего ему хотелось бы и дальше оставаться здесь, с Пери. Но это противоречило всему его воспитанию. Постоянные отношения позволительны лишь в низших кастах, там они даже поощрялись. И то исключительно ради того, чтобы иметь нужное количество работников. Кто-то должен был работать на промышленных предприятиях Клана, разбросанных по разным планетам. Кроме того, от наличия достаточного количества обслуживающего персонала зависело существование воинской касты. Хотя и здесь неукоснительно соблюдался принцип экономии. Николай Керенский особо отмечал важность сведения к минимуму числа штатных единиц в любой сфере экономики.
С поддержанием нужной численности в высших кастах проблем не было. В касте ученых, например, оптимальный ее уровень поддерживался за счет временных связей между ее членами.
Пару дней тому назад Пери упомянула, что ее, по всей видимости, это тоже ждет. Как только она завершит обучение и станет полноправным ученым, она вправе заводить ребенка от кого-либо из здешних сотрудников. Более того, ее поведение может быть рассмотрено как антиобщественное, если она не сделает этого.
— И тебе это не противно? — спросил тогда Эйден.
— Нет. А почему мне это должно быть противно?
— Пери, ты ведь могла бы стать воином и войти в высшую касту. Ты же получила воинское воспитание. Неужели ты позволишь после этого, чтобы тебя заставили носить в чреве ребенка? Ты же…
Он осекся, увидев, что Пери заливается смехом.
— Эйден, ты забыл, что мы с тобой больше не воины?
— Я ни на миг этого не забываю.
— Да? Напрасно. Как ты помнишь, я ушла раньше тебя. Я не была так близко, как ты, к тому, чтобы стать воином. Теперь у меня другая жизнь, и я ее приняла. В отличие от тебя. Эйден, меня вовсе не пробирает дрожь при мысли, что мне придется носить ребенка. Более того, я даже подумываю об этом.
Чувствуя, что еще немного — и его начнет мутить от омерзения, Эйден почел за благо перевести разговор на другую тему. Вынашивать ребенка! Это отвратительно. Так же, как и уотсоновское «дети мои».
— Эйден, тебе когда-нибудь, возможно, тоже захочется иметь ребенка. Ты…
— Не продолжай, не надо. Единственное, что бы я хотел, — так это внести свой вклад в генный пул.
— Забудь об этом.
— Пери, как ты можешь спокойно рассуждать о вынашивании? Ты что, и в самом деле рассчитываешь завести ребенка?
— Это несложно, — проговорила она загадочным тоном. — Это куда проще, чем тебе кажется, Эйден.
— Ты и в самом деле изменилась. Пери. Когда ты была в сиб-группе, тебе и в голову не могли бы прийти подобные мысли.
— По здесь не сиб-группа, Эйден.
— Да, здесь не сиб-группа.
— Я слышу горечь в твоем голосе. Меня это удивляет.
— Почему?
— В сиб-группе ты делал все, чтоб никто не догадался о твоих эмоциях. Разве что с Мартой, возможно, позволял себе расслабиться. Со мной тогда ты был, как со всеми, очень сдержан.
— Ты сама говорила, мы больше не в сиб-группе.
Тогда Эйден здорово разозлился и даже подумывал было бросить все и уйти со станции. По вскоре злость прошла. Ему было хорошо с Пери.
Теперь, когда он стоял, заключив ее в свои объятия, он ощущал смутное чувство вины, но не понимал, чем оно вызвано.
Последующие несколько дней можно было бы назвать безмятежными, если бы не странное чувство безнадежности, охватившее их обоих. Особенно Пери. Она, как могла, пыталась заглушить его, но все же оно прорывалось наружу. Каждый раз, когда они занимались сексом. Пери вела себя так, будто их вот-вот оторвут друг от друга. Ей не пришлось долго ждать. Когда над лесом раздался рев тяжелого армейского флайера, они сразу поняли, что это значит, и в последний раз прильнули друг к другу.
"Как сообщила мне Сокольничий Джоана, Эйден поначалу был весьма несговорчив, — писал командир Сокольничих Тер Рошах. — В своем рапорте она указала, что должна была поднять на Токасе настоящую шумиху, чтобы выйти на Эйдена.
Отчиталась она передо мной с глазу на глаз, чтобы не оставлять ненужных бумаг. Все ее прежние донесения я уничтожил, едва узнал, что Эйден в ее руках.
Помимо ее донесений, мной была получена жалоба от представителя касты ученых, который именует себя Уотсоном (наверное, одно из их ублюдочных лабораторных имен). Этот Уотсон обижался на обращение с ним Сокольничего Джоанны, нанесшей ему тяжкие увечья, и требовал ее наказания. Естественно, жалобу постигнет участь всех подобных кляуз представителей низших каст — она будет проигнорирована. Уотсон, если у него есть голова на плечах, должен это понимать, ученым не следует проявлять чрезмерную щепетильность. Им стоило бы побыть один день в шкуре воина, чтобы понять почем фунт лиха.
