— Круто! — признал Суровцев. — А людей она, что же, не понимает?
— Разные механизмы — атавистический и передовой, — пояснил Пирелли, он же Пси. — Раньше нужно было понимать и предсказывать действия потенциального врага, теперь — находить взаимопонимание с другом. Кентвуши, впрочем, считают, что в будущем у людей разовьётся не телепатия, а эмпатия, что это более высокая способность, подобающая разумному существу.
— Так вот насчёт Кси, — продолжил Сел, — Таня училась в Академии Космоплавания, не особо выделяясь до третьего курса, пока в Академию не заявилась с ознакомительным визитом госпожа посол Силикарболаудеи. После этой весьма поучительной встречи и получила наша Таня свою кличку.
— Да уж, — поддакнул Пси, — занимательная приключилась история. В духе средневековых фаблио. Типа пошла баба по грибы, а нарвалась на «малину», это я в переносном смысле, и не о Тане, а о силикарболаудейской даме. Именитую гостью с её многочисленной свитой встретило академическое начальство и провело в актовый зал, где собралось несколько сот студентов, желавших послушать доклад госпожи полномочной послицы.
— Дай я доскажу, — перебил фирст-майора Сел. — Все-таки, я очевидец. В одних стенах с Танечкой глодал гранит наук, а ты уже с моих слов пересказываешь.
Пси развел руками, дескать, как возразишь против очевидного факта?
— Доклад силикарболауди сводился к тривиальной мысли: неча зря резвиться, братцы студиозусы, на безбрежных просторах Сияющей Пустоты (синоним нашей Большой Высоты). Если помыслы не чисты — не избежать крупных неприятностей. Под этим незатейливым, но справедливым тезисом, я полагаю, без особых колебаний подпишется большинство межзвёздников. И всё свелось бы к полному удовлетворению гостей и администрации, но госпожа посол позволила себе особо выделить один пассаж. Касательно неминуемого возмездия за непродуманные действия той или иной любопытной Варвары, сунувшей нос, куда его совать не рекомендуется. «Последствия, — заявила госпожа полномочный посол, — могут показаться постороннему наблюдателю неадекватными, но следует помнить, что если нечто у одной расы, анклава или народа определяется как добро, то у другой может считаться ярко выраженным злом, за которым должно последовать неминуемое наказание. Вы согласны со мной, молодое поколение?» Силикарболаудь обводит своими рачьими глазками аудиторию и вдруг упирается в нахмуренную Таню Эвельсон. «Вы чем-то недовольны, сестра-подруга?» — спрашивает она у девушки. «Да, — неожиданно для всех отвечает Таня, — я недовольна. И могу сказать, чем именно. Разве роль беспристрастного наблюдателя к лицу столь высокоразвитой расе, как ваша? Думаете, демонстративный нейтралитет сойдёт вам с рук, когда наступит урочный час? Не надейтесь, белые флажки парламентёров не помогут остаться в стороне! И потом, негоже вещать о Сияющей Пустоте если сами пусты!» Тут, сами понимаете, стряслась немая сцена. Никто не мог понять, с чего это вдруг неприметная студентка (а до этого момента Танечка и впрямь ничем не выделялась) сорвалась с цепи и принялась стращать чрезвычайного и полномочного посла высокоразвитой цивилизации. Я даже рот открыл от изумления, да и не я один. А госпожа посол, ни слова не отвечая, сбегает с кафедры и со всех своих трёх ног шпарит за кулисы. Вслед устремляется её камарилья: Матери-Дочери, Сестры-Подруги, Невестки-Свекрови и прочая мелочь. Ректор в прострации, деканы смежных факультетов требуют примерно наказать возмутительницу спокойствия, но оказавшийся по каким-то своим делам в зале Юз подходит и шепчет ей что-то на ухо. Что он ей сказал, так и не удалось выяснить, но никаких оргвыводов со стороны администрации не последовало, а через неделю силикарболауди, так и не поблагодарив хозяев за радушный приём, покинули Землю… Конечно, никто из студентов ничего не понял. Ни про парламентерские флажки, ни про урочный час, ни про то, откуда у Тани появились подобные мысли. Уже когда мы оба попали в Команду, я узнал, что это не её мысли, а мысли самой послицы. Силикарболауди, как ты убедился на собственном опыте, прирожденные телепаты. Им залезть в чужие мозги, как два пальца в абиссаль, но в случае с Таней у них нашла коса на камень. Сканируя мозг хмурой студентки, госпожа посол сама того не желая выдала свои сокровенные мысли. Таня — настоящий феномен, таких, как у неё, способностей больше нет ни у кого в Добровольном Содружестве. Эвельсон с лёгкостью удаётся читать в мозгах у ксенофренов. А это им — как серпом по сердцу.
— Я думаю, — усмехнулся Алексей. — Да-а, сильна девка! А я, дурень, пытался с ней пикироваться…
— А чего ты испугался? — ухмыльнулся селенит. — Кси не умеет читать мысли других людей. Или ты нелюдь? Замаскированный лишевичюс? Или силикарболаудь?
Бэр обиженно засопел, словно и впрямь в нём проснулся медведь:
— С силикарболаудью, Сел, ты угодил в самую точку! Может быть, отныне будешь звать меня «принцессой»?
— Да ладно, ладно, уж и пошутить нельзя. Беру свои слова про силикарболаудь обратно!
— А про лишевичюса?
Луннит подставил раскрытую ладошку. Алексею ничего не оставалось, как звонко хлопнуть по ней своей лапищей.
— Между прочим, — вставая с матраса, сказал Пси, — Юз терпеть не может, когда опаздывают.
3
В пилотской находились только Крайстенсен и Ойц-Зифан. И хотя экран дальномера сиял уже естественными цветами, настроение у Макса, судя по его кислой физиономии, было далеко не праздничным. Да и вообще атмосфера, царившая в рубке, была насквозь пропитана витавшим в воздухе унынием.
— В чём проблема, Макс? — вылез вперёд Алексей, показывая, что его ознакомили с прозвищем Крайстенсена, а, стало быть, он теперь в курсе и всех остальных дел Команды. Собственно говоря, его реплику можно было трактовать как пароль-отзыв, когда на Большой Высоте встречаются два звездолёта: «Я — свой, у меня тайн нет».
Макс не успел ответить, так как в кабину, наклонив голову, стремительно вошёл командир. Следом появилась Кси Эвельсон и остановилась в дверях.
— Закончили со спарками? — спросил генерал. В отличие от марсианина, на его лице не было и намека на печать безысходности.
— Так точно.
— Это хорошо. А у нас тут наметилась заковыка. Присоединяйтесь, сообща покумекаем.
— Заковыка? — встревожился Пси. — Какого рода?
— Кажется, мы нарвались на провал метрики, — буднично сообщил Лях-Козицки, словно это было ничего не стоящей мелочью, но даже новичок среди Патрульных, каким был Бэр, чётко представлял, какая крупная неприятность скрывается за этими внешне непритязательными словами.
