Мы установили три мишени, взятые в в/ч. Одну поставили в пятистах метрах от бруствера, две других в полутора и двух километрах соответственно. Также по всему полигону там и сям расставили несколько десятков пустых консервных банок, – опыт стрельбы по ним у меня уже имелся.
Два пулемета установили в самом бруствере, третий – в траншее, метрах в тридцати на восток. Еще четыре пулемета, на случай перегрева первых, стоят, накрытые брезентом, на дне траншеи.
Каждый пулемет весил килограмм двадцать пять, лента – килограмм шесть-семь. Любой из нас в ходе боя мог бы без труда поменять позицию.
Мира легко освоила оружие и стреляла, как и подобает чемпионке. Шишига не мог расстаться с затемненными очками и стрелял в них. Он зачастую мазал мимо цели, но, в общем-то, справлялся неплохо. Я же потратил немало времени, чтобы приспособиться к оптическому прицелу пулемета: пришлось возить с собой целый лоток очков, прежде чем цель перестала расплываться. Зато потом мне удалось показать класс в пальбе по банкам.
Еще три дня, оставив Миру и Шишигу упражняться, я занимался полетами. В первый же день я разглядел на крыше одного из уцелевших домов в районе Спортивной небольшой вертодром с маленьким красным вертолетиком.
Сев на стадион, я пешком дошел до здания и, убедившись, что оно неоккупированно, взошел по лестнице на девятнадцатый этаж.
Когда я выбрался на крышу, моим глазам предстала легкая конструкция из стекла и металла, породившая в мозгу слово «геликоптер».
Летательный аппарат был похож на стеклянное яйцо с приделанным винтом и хвостом-трубкой. Я обошел аппарат со всех сторон, прочитал надпись «АК1-3». В отличие от предыдущего четырехлопастного «Ми», крошка имел только три лопасти.
Почему Руслан не стал обучать меня летать на подобной штуковине, а сразу же усадил в кабину неповоротливого динозавра? Я отогнал дурные мысли и принялся изучать вертолетик.
В удобной кабине имелись два сидения, значит, кроме своего веса я наверняка могу поднять еще не меньше сотни килограмм. Прикинув возможный совокупный вес семи-десяти младенцев-хронокеров, я пришел к выводу, что могу отметить прекрасную находку.
Ручка управления движением и рычаг управления общим шагом оказались на том же месте, где они были и в первой машине, только ручка выглядела современнее, была изящно выгнута.
Около часа я сидел внутри, занимаясь самовнушением и всматриваясь в приборы. Конечно, начинать освоение новой машины безопаснее было бы все-таки с уровня земли, но выбора не было. Наконец, плюнув трижды через плечо, я завел мотор, слегка прогрел его и потянул рычаг на себя. Крошка-вертолет легко оторвался от земли и понесся вверх. Через несколько секунд, в течение которых я пытался справиться со спазмом дыхания, крыша оказалась в сотне метрах внизу.
Уже через пол часа я мастерски маневрировал над городом, снижался, проносился над улицами, над самыми проводами, взмывал ввысь и, в конце концов, почувствовал, что страх ушел, сменившись беззаботной радостью полета. Мне даже пришлось взять себя в руки, чтобы не приступить к освоению фигур спортивного пилотажа и не наделать глупостей.
Я полетел к неоккупированным районам, нашел место, которое, по моим представлениям, было похожим на одно из тех, в которых располагался детсад хронокеров, и стал тренироваться в подлете, посадке, последующем взлете и транспортировке живого груза.
Сомнение вызывало отсутствие люка днище кабины. Двери открывались таким образом, что держать их открытыми на лету было неудобно. Поэтому я не мог контролировать транспортируемый груз. Сеть придется привязать к шасси, подниматься осторожно, а во время посадки либо совершить невозможный маневр, мягко положив груз на землю, затем плавно скользнув в сторону и приземлившись в нескольких метрах от потомства, либо дождаться, пока Мира и Шишига отвяжут его снизу. Я не сомневался, что по прямой они попадут на место еще за полчаса до того, как первый хронокер достигнет территории стрельбища. Я же могу летать кругами и взмывать ввысь, то подпуская к себе хронокеров, то отрываясь от них. Скорость АК1-3 не превышала ста девяноста километров в час, но этого было достаточно. Даже при самом большом желании тли не могли так быстро передвигать свои жирные тела-цистерны с помощью хитиновых крыльев.
Итак, достигнув пункта назначения, я как-нибудь опущу груз, а сам приземлюсь за бруствером. Затем мы займем оборону и будем ждать, когда побольше насекомых слетится забрать украденное потомство. Когда настанет миг истины, мы откроем безжалостный огонь. Сколько тлей нам удастся заманить в ловушку – неизвестно, но на всякий случай мы вооружены до зубов. Мы готовы принять бой. Теперь дело осталось за малым: совершить удачный переход во времени, не потерять друг друга и проникнуть в миг первопричины.
Руслан исчез на третий день после того, как научил меня летать.
В последние два дня он не менял настроения, был все так же весел и разговорчив, только под глазами у него появились параллельные морщинки. Он ужинал и завтракал с нами, рассказывал случаи из жизни, непринужденно делал комплименты Мире, поучал Шишигу, и даже один раз, за завтраком, обратился ко мне с серьезными вопросами. Его интересовало, как, по моему мнению, может происходить это расслоение секунды на миги, направленные в разные стороны? Почему между ними нет последовательности? Допустимо ли, что хроновизор выдает не точную информацию? Вопросы были заданы вежливо, безо всякого желания ущемить мое достоинство. Я, как мог, начал растолковывать ему свое видение теории времени, рассказал о ничевоках-нигилах и пси-факторе. Руслан внимательно меня слушал, пытался осмыслить. Постепенно в его глазах загоралось уважение ко мне. Правда, он все же пытался подвергнуть сомнению мою гипотезу о нигилах, но я, не раздумывая, сменил научную категоричность на философскую отстраненность и привел в пример изречение из древнего китайского трактата «Дао-дэ-цзин»: «В мире все вещи рождаются в бытии, а бытие рождается в небытии». Тогда Руслан сказал, что рад был знакомству с таким нестандартно мыслящим человеком, что, вероятно, я довольно перспективный ученый и что нелегко быть пророком в своем отечестве. Еще он сказал, что было бы неплохо для нашей страны, чтобы такой человек как я все-таки рано или поздно вернулся в истинную Москву, что там сейчас нужны такие, ведь немало хороших ученых могли потеряться во временах в ходе этого страшного нашествия. Потом он как-то странно поглядел на Миру, сказал ей, чтобы берегла меня, как зеницу ока. Он ушел, попрощавшись до вечера, но больше его мы не видели.
Металлической сети мы долго не могли найти, но, наконец, на складе одного из магазинов «Охота и рыбалка» обнаружился широкий невод, сплетенный из прочной капроновой веревки.
