Вдруг открылась дверь, и вошёл юноша с рыжими волосами. Он нахмурился пыли, нахмурился темноте и вдохнул приятный ванильный аромат, смешанный с пряным запахом спирта, которому тоже следовало бы нахмуриться. Но вместо этого юноша схватил девушку и закинул её себе на плечо.
Аркадия покосилась на его спину и очень по-женски вздохнула.
Наконец-то…
Артур стремительным, быстрым шагом прошёл все лестницы замка, не замечая стражи и прислуги, и вышел в светлый коридор. Юноша прошёл мимо ворот, ведущих в сад, и увидел вдруг служаночку с каштановыми волосами. В руках её почему-то была сковородка. Служанка заметила юношу, заметила его леденящий душу, уверенный взгляд, заметила покорную девушку у него на плече и вскрикнула. Дрожащими руками подняла перед собою сковородку…
Артур прошёл мимо служанки и зашёл в покои Марии.
Девушка сидела за столом в одной ночнушке и в панталонах. Артур бросил служанку на узкую кровать, схватил Марию за пояс — она уже поворачивалась и улыбалась, как вдруг охнула, — после чего тоже кинул на кровать и выглянул в коридор. Артур взглянул на трепещущую служаночку. Она испуганно смотрела на него, выглядывая из-за чёрной сковородки.
“Ты не в моём вкусе”. Отрезал юноши и захлопнул дверь.
Девушка поморгала и опустила сковородку. Потом служаночка глотнула непонятно когда и почему выступившие слёзы, и жалобно захныкала.
Артур отвлёкся от своего чрезвычайно важного дела и наложил на дверь заклятие тишины…
168. Кролик (Эпилог 3-го Тома)
168. Кролик (Эпилог 3-го Тома)
Свет заливался из высокого окна, наполняя комнату и отражаясь о белоснежную кровать. Ярко сияло на нём белое, широкое, спадающее на пол одеяло. С него спустились две ножки. Одеяло дёрнулось и окружило девушку, накрывая её белые плечи и голые белые руки. Ножки девушки в три шажка преодолели комнату. Она опустилась на стул. Улыбнулась. Её волосы спадали на одеяло, в которое она была замотана, и сверкали рыжими завитушками.
Мария потянулась и придвинулась к столику, приставленному к стене, и нащупала на нём угловатую чернильницу и перо. Она обмакнула пёрышко в чернила — тонкая чёрная слюнка протянулась между ними, — и притянула белый лист. Девушка стала выводить на нём чёрные, липкие слова. Она писала, не отвлекаясь на точки и на запятые, не размечая строчки. Фразы её косились и кренились, буквы подпрыгивали — но для неё всё это было не важно. Главным для девушки было запечатлеть слепок, тот образ, ту мысль, которая сияла в её голове, и уже потом, когда белое пламя у неё на душе остынет, она будет чёркать высохшие слова и подгонять их под необходимые правила.
Мария строчила. Вдруг девушка охнула. Её схватили крепкие руки. Девушка оторвалась от стула, её рука выпустила перо, и на белый лист упала чёрная клякса. Затем Мария опустилась на ровные, но мягкие колени. Сжала ножки.
“Артур, я работаю”.
Юноша молча вернул в пальцы девушки перо и положил на её ручку свою руку. Мария улыбнулась. Она уселась на коленях поудобнее и снова стала строчить. Но теперь девушку вела наводящая рука. Она не сдерживала Марию, но только исправляла все неточности её движений: сглаживала кривые буквы, выпрямляла фразы. Девушка словно облачилась в корсет, выпрямляющий осанку. На листок выводился красивый и чёткий почерк. Сама собой Мария вдруг стала думать. В полёт её фантазии вмешалась мысль. Девушка стала писать медленно, сдержано, обдумывая каждый оборот и каждую рифму. Выведя очередную строчку, девушка подумала и нежно царапнула на бумаге точку. Потом зевнула.
И снова она взмыла в воздух и опустилась на кровать. Мария задумчиво погладила свою голень — на ней был небольшой красный отпечаток.
Артур заметил её движение и взглянул на собственное плечо — на нём тоже была красная метка. Юноша и девушка одновременно обратились к Аркадии. Она закуталась в покрывало, сжалась в клубок, лицом к стене, и сопела как зверёк.
“Она кусается…” Проговорила Мария.
Артур кивнул.
Девушка действительно кусалась.
И довольно больно.
“Она счастлива”. Улыбнулась Мария.
Артур кивнул.
Он понимал это, даже не умея читать мысли.
Потому что Аркадия улыбалась во сне.
Её улыбка была нежной…
И очень довольной.
*********
Весна сменяет зиму, один год сменяет другой. Всё течёт, и всё течёт по кругу.
Снова стояло зимнее утро, и снова бледный, ещё слабый свет наполнял замковые коридоры, едва пробиваясь сквозь облепленные снежными узорами окна.
Свет падал на лицо. Хмурое, женское, красивое. Лицо взрослой женщины. Ещё далеко не старой, ещё очень даже молодой, но всё-таки лицо уже не девушки, уже именно женщины. Её карие глаза были сухи. Каштановые волосы ровно подстрижены. Строгое, чёрное платье гувернантки было ей очень под стать.
Женщина сжимала губки. Вдруг она ворвалась в светлые покои, грохоча дверями, и сразу её обдул холодный ветер из открытого окна.
Стены комнаты, в которую вступила женщина, все были заставлены книжными полками. Справа стоял высокий платяной шкаф. Посредине комнаты — широкая, трёхместная, — женщина вздрогнула от мысли, сколько на нём может уместиться «тел» — кровать. Её накрывало толстое и мягкое как снежный покров одеяло. Женщина тихо встала у изголовья, вздохнула и резко его одернула.
“Утро доброе, мама!” Прозвенел голосок, сверкнула улыбка, и пока над кроватью вздымалась белая пелена, о пол стукнулись светлые ножки. Ножки ловко приподняли штаны, приподняли шёлковую рубаху; тонкие белые ручки схватили с тумбочки ниточку и небрежно связали ей разливы длинных волос цвета яблочного нектара.
Юная девушка обернулась и засверкала улыбкой в хмурую гувернантку, которая нависала перед нею, точно чёрный ворон. На девушке была просторная, мятая белая рубаха и длинные светло-коричневые штаны. Вся одежда казалась ей очень великоватой. Длинные волосы девушки были собранные в неряшливый хвостик, чем-то похожий на кроличье ухо. Неряшливые локоны спадали на её маленькое, молочное, ещё немножко детское личико. Сизые глазки девушки с натянутым весельем смотрели на «маму».
Мама холодно отвернулась от взгляда дочери и оглядела кровать. Потом она заглянула под неё. Затем, не зная, куда ещё посмотреть, женщина покосилась в потолок… Всё это время девушка стояла и закручивала свои волосы в колечки. Женщина пробежалась глазами по всей комнате и только потом наконец расслабила хмурые брови.
“Видишь, я всегда держу слово! Обещание — это обещание. А теперь пошли, пошли, я уверена, ты приготовила мне завтрак. Мам, я люблю твои завтраки”. Девушка опустила руку на плечо мамы и стремительно повела её к дверям. Мама сперва мялась, а потом почувствовала лёгкий поцелуй на щеке. Улыбчивая девушка покраснела. И тогда мама тоже покраснела и тоже, очень сдержанно, улыбнулась.
Но вдруг женщина что-то услышала и остановилась. Она немедленно посмотрела на платяной шкаф. Внутри был какой-то стук, потом копошение. Дочка сглотнула и отвела глаза.
“Крысы, наверное…” Протянула она, сперва пытаясь потащить маму дальше, а потом, когда женщина отказалась поддаваться, пряча шкаф у себя за спиной.
Мама вдохнула, резко прошла мимо дочки и открыла дверцу шкафа.
Глаза женщины расширились, а лицо помрачнело.
В шкафу лежала связанная, с кляпом во рту, совершенная голая девушка с короткими шелковистыми волосами.
Они посмотрели друг на друга.
Мама посмотрела на дочку.
Она покосилась в окно: “Она… дала согласие”.
Мама ещё раз взглянула на связанную.
Та замешкалась, потом покачала головой. Потом ещё немного подумала и неуверенно пожала плечами…
И глубоко покраснела.
Женщина выдохнула.
“Так, это, пойдём завтракать?” Спросила девушка.
Гувернантка повернулась и покачала головой.
Улыбка дочки исчезла.
…
…
…
“И вот почему с женщинами всегда сложно. Неуравновешенные создания. Нет бы кивнула, сама ведь просилась. Она мне за это ещё заплатит”. Поглаживая спину и грозно улыбаясь говорила юная принцесса.
