все, через что мы с тобой прошли… ты и я, было не напрасно. Иди, точнее… - сталкер перевел дыхание и продолжил, - проползи под пожаркой, обходить нельзя. Подползи. Она там, под верстаком. Ты ее сразу увидишь… Она как студень. Вот… - Гриф подобрал с пола «мамины бусы» протянул Алексею, - возьми это. Положи на «катушку»… И будет тебе счастье. Бери.
Рука медленно клонилась под ничтожным весом артефакта к полу. Гриф с надеждой и мольбой смотрел в пустые глаза.
- Да возьми ты их! - гаркнул Гриф, растрачивая последние силы, и швырнул артефакт к ногам Алексея. - Сдохнешь ведь здесь со мной, - затихал сталкер. Лег на холодный пол и закрыл глаза. - А ты молодой, тебе жить… Жить надо.
Дыхание его становилось все тише, мысли путались. Гриф подумал, что надо оставить немного сил напоследок, чтобы сжевать, как можно больше «трамала».
Он услышал скрип мелких камушков, кирпичного крошева. Не поверил, а потом вспомнил про слепого пса. Приоткрыл веки.
Через щелку увидел, как Алексей делает шаг, трудно, словно рвет жгуты, тросы, канаты. Парень приподнял голову и смотрел, смотрел, черт подери, осознанно, едва, но осознанно.
- Давай, старик, возьми их, - прошептал Гриф или подумал, что прошептал. Бледная улыбка тронула синюшные губы.
Алексей сделал еще один неимоверно трудный шаг. Наступил тяжелым берцем на «мамины бусы», наклонился, как заржавевший дровосек. Грифу почудилось, что он слышит скрип позвонков в его спине. Алексей взял с кучи, придавившей сталкера, обломок кирпича. На мгновение Гриф испугался, а потом удивился, подумав, насколько же огромно и живуче в человеке чувство мести и ненависти. Он не сомневался, что этот кирпич предназначен для него.
Алексей переложил кирпич чуть правее. Обломок покатился и остановился у пола. Взялся за другой.
Гриф не понял, что парень пытается сделать. Несколько секунд с недоумением смотрел на него, а потом до него дошло. Этот чурбан стоеросовый, которого он вел через зону, как бычка на поводке, который без него не мог сделать и шага, которого бросал, менял, использовал, как детектор аномалий, как чернильницу, как живую приманку, который не мог рта открыть, чтобы попить или поесть, теперь… откапывал его.
И в этот момент все исчезло. Просто погасло, словно в комнате выключили свет.
…Скрюченные пальцы процарапали кору, осыпая гарь. Чтобы не упасть Гриф вцепился в дерево. Он стоял за обожженной сосной и приходил в чувства.
- Ух, ты, - выдохнул он, мотнул головой. Первое, о чем подумал, это о «крапивке», прикупленной у Шары в «Светилище», от которой во рту все еще ощущалось горьковатое послевкусие. Через несколько секунд он снова чувствовал себя нормально.
- Ну и гнида же ты, Гриф! - раздался голос Саранчи….
--------------------------------------------------------------------------------------------------------------
«Цикл»
Хроники минувших дней проявились вследствие мощного пси-удара от «прототипа» в поликлинике «НП». Скрытые воспоминания вернулись Грифу все разом, словно над головой прорезали растянутый от груза резиновый мешок, и они ливнем обрушились на него. Оказавшись в гуще прошлых событий, Гриф растерялся, хватался то за один, то за другой фрагмент. Он как бы брал их в руки, словно вещицы из чужого дома, рассматривал, удивлялся - откуда их знает, поражался, не верил и не мог не верить. Это все было с ним: и бункер, и туман, и ВВэшники, и «лупырь», и старик, и «Чеховские», и «земляк», и «рыкстер», и целлюлозный комбинат, и пожарка, и умирал он, и Алексей спасал его, и был он всегда с ним рядом. В любую свободную минуту с того самого момента Гриф только и занимался тем, что вспоминал, вспоминал.
Израненный, он истекал кровью на трубах в глубоком коллекторе, на экспериментальной ферме «Эйгелеса». Не было сил и воли спасать себя, но осталось еще немного времени, наверное, осталось. За эти минуты Гриф вспомнил последние фрагменты и замкнул круг. Все, что произошло с ним и Алексеем когда-то, он принял безоговорочно, без сомнений.
Сознание в истерзанном теле меркло. Напоследок сталкер силился вспомнить дочку, услышать ее веселый, но все же всегда с грустинкой, слабенький голосок: «Папочка, папуля, как тебя люблю я…».
---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
«Снова старик»
Тяжело дыша, еле волоча ноги, Алексей затравленно озирался, временами оглядывался на доносившиеся с фермы выстрелы. Остановился только тогда, когда запищал детектор аномалий. Он достал из разгрузке «велиса». На экране пульсировала зеленая точка. Она двигалась в его сторону. Присмотревшись, Алексей отметил, что аномалия на приборе отображается необычно. Как будто не до конца сведенные воедино две точки.
- Что за… - не успел договорить Алексей. Ветки орешника, облепленные коричневатым то ли мхом, то ли плесенью расступились и на плешину, на которой он остановился, вышел старик. Тот был сутулый, какой-то затхлый, в лохмотьях, местами покрытый таким же мхом, что и листья. На ногах заскорузлые, с грязевой коркой валенки. Старик был настолько невзрачный, что Алексей с трудом отличал его от леса. Стоило старику остановиться, как он то тут же слился с листвой. Остались лишь глаза. С высосанными склеротическими белками, они смотрели на Алексея, не мигая. Хотя дед выглядел больным, дряхлым, от него исходила мощная энергетика. Складывалось впечатление, что в шкуре этой разваливающейся колоды сидит кто-то могущественный, умный, непонятный, сильный, некто не от мира сего. Алексей ощутил себя в его власти.
- Хе-е, - выдохнул старик и сдавленно, как-то вовсе без голоса сказал, - выходит, Гриф тебя починил.
- Меня? - онемевшими губами прошептал Алексей, - он ничего не чинил.
- Починил. Ты не знаешь. Ты, голубчик, был никаким. Все ровно, что мой Коленька.
Позади старика послышался треск, и из кустов вышел срочник в раздутой разгрузке, в старой, выгоревшей «армейке», в растоптанных берцах, с АКСУ через плечо. Алексею хватило одного взгляда, чтобы понял, кто перед ним. Он медленно поднял руку и указал на Коленьку пальцем: «Зомби. Осторожно», - проговорил онемевшими губами.
- Коленька. Зови его Коленька, - старик отделился от ландшафта и в один шаг преодолел разделяющее их четыре метра. Оказался совсем близко. Алексей не смел отвести от него глаз, словно в затопивших весь мир черных мутных зрачках, что-то жило и ворочалось, Алексей пытался рассмотреть. Ничего не было для него сейчас важнее этого в целом света. Он не почувствовал и не заметил, как незнакомец исковерканными артритом
