Ознакомительная версия.
На самой границе купола Рунгерд и Отец Дружин спешились. Воины тана один за другим пересекали невидимую черту, отделявшую прежний Хьёрвард от Земли смертных. Девушка подошла к Хагену. И тот заметил, как в ее руке блеснул нож. Дикая ярость проснулась в груди Хагена. Он ведь едва не проникся жалостью к предателю Хрофту и наглой деревенской выскочке. И, как оказалось, не стоило доверять каждому их слову. Девчонка обещала отпустить их живыми, но нож в ее руке говорил о другом.
Хаген приготовился дорого продать свою жизнь. Даже связанным он мог постоять за себя.
— Не надо, тан, — проговорила Рунгерд. — Я не собираюсь убивать тебя. Но у меня есть для тебя прощальный подарок. Ты узнаёшь этот нож?
Да, Хаген узнал его тотчас, и узнал бы из тысячи. Нож, что он передал Брану в дар от Старого Хрофта. Нож, которым Бран отнял у него жизнь.
— Знал бы ты, — словно читая его мысли, проговорила девушка, — как я хотела вонзить это лезвие тебе в горло, когда услышала, что сам тан Хаген ведет на мой порог свое войско. Но я не хочу повторить судьбу прежнего хозяина этого ножа. Я выбираю жизнь рядом с тем, кого люблю. И, да простит мое предательство старая Элга, я не стану во имя мести пятнать твоей кровью это лезвие. Возьми. Пусть он напоминает тебе, что ты один из нас, смертный.
Она легко разрезала веревки на руках Хагена и вложила ему в ладонь нож.
— И еще… — проговорила она задумчиво, — сперва думала оставить и себе на память о тебе какой-нибудь подарок, но…
Рунгерд протянула Хагену Голубой меч.
Тан настороженно принял его, ожидая подвоха.
Девушка повернулась и пошла к своим. Хотя Хагена держали на прицеле сразу несколько бойцов Руни: высокий альв целился в него из лука, пара нелепо одетых чужаков сжимала в руках маленькие металлические штуки, которые, как уже успел удостовериться Хаген, легко и далеко выплевывали смертоносные зерна металла, еще один навел на тана какой-то широкий раструб — и все же в голову хозяина Хединсейской крепости пришла шальная мысль. Один удар Голубого меча. Один молниеносный отблеск ножа. И с Девчонкой будет покончено. И никакие силы Хаоса, ни Старый Хрофт, ни кто-то из ее воинов не сумеют ее защитить.
Хаген напрягся, приготовившись к последнему рывку. Но понял, что не сможет ударить в спину.
Попытка поговорить с Хагеном отняла слишком много сил. Волшебница чувствовала, что, если чуть промедлит и задержится возле купола лишнюю минуту, от ее и без того призрачной оболочки не останется ничего, что могло бы служить хоть каким-то приютом неприкаянному духу. Она хотела перенестись подальше отсюда. Туда, где жадные невидимые щупальца купола не дотянутся до нее, выпивая последние силы. И не могла. Потому что для того, чтобы шагнуть через пространство, требовались не только заклятья Перехода, необходимо вспомнить то место, куда хочешь попасть. Переместиться туда, где ты до этого не был, могли немногие. И волшебница с горечью поняла, что помнит очень мало. Она помнила площадку, где Хаген тренировал сына, помнила ровный изумрудный склон рядом с лагерем Девчонки, помнила еще пару мест, где была совсем недавно. И порой вспыхивало на мгновение другое воспоминание: цветущий сад, узкая дорога на вершину холма, и чья-то горячая и широкая ладонь, сжимающая ее руку, и семь ветров, сплетающих невидимые струи над головами идущих. Она хотела вспомнить еще хоть что-нибудь. Но дальше память становилась похожей на густой и вязкий сок первого одуванчика. Она не желала отдавать ни капли прожитого. Какое-то время назад волшебница смирилась с тем, что не смогла вспомнить собственного имени. Что-то, названия чему она не знала, не пускало ее к самой себе. Порой она даже сомневалась, жила ли когда-нибудь.
Но все сомнения улетучивались, когда она думала о нем. О Хедине. Она не могла даже припомнить его лицо. С трудом, по паутинке вытягивая из цепких лап беспамятства мелкие черты: волевой рисунок рта, внимательный взгляд серо-зеленых глаз и — волшебница улыбнулась своей победе над молочно-белой трясиной изменившей памяти — едва различимые светло-желтые веснушки во внешнем уголке нижних век. Видимо, в той, прошлой жизни, о которой она так мало помнила, она часто видела его лицо достаточно близко, чтобы запомнить это.
Защитить Хедина стало для нее теперь единственной целью. Наверное, были и другие. Но она больше не помнила о них. Она помнила Познавшего Тьму, и он оставался единственным, что отделяло волшебницу от сумрачного мира, куда тянула ее умирающая память. Защитить Хедина значило — существовать. Пусть облаком, кольцами колдовского тумана, но жить.
Безымянная не стала пытаться припомнить место, куда могла бы отправиться. Она просто раскинула руки, мгновенно ставшие крыльями, и отлетела на почтительное расстояние от купола. Туда, где его зов был не так силен и тянущая сила почти не ощущалась.
Там она вновь приняла облик облачной женщины. Отчего-то в этом призрачном, но все же похожем на человеческий виде ей было спокойней всего. Волшебница сосредоточилась, выбирая в окружающем пространстве невидимые нити силы, потянув за которые она могла бы пополнить собственные запасы колдовской мощи. Сейчас ее сил не хватило бы даже на то, чтобы сказать тану Хагену пару фраз. Ей оставалось лишь надеяться, что хединсейский тан прислушается к ее словам и не наломает дров. Потому что, если он не вернется из-под купола, ей не с кем будет передать весточку Хедину. И тогда Познавший Тьму непременно попробует сам снять купол.
Сила восстанавливалась медленно, но едва Безымянная почувствовала достаточно, она принялась за исполнение обещанного Хагену. Заклятье за заклятьем, удар за ударом она пыталась пробить невидимую стену, отделявшую от остального Хьёрварда маленький мирок Хрофта. Стена не поддавалась. Дни сменялись бездонными ночами, но единственное, чего ей удалось добиться, это чувства полной опустошенности и ощущения собственного бессилия. Напрягая память, которая была более милостива к магу, чем к женщине, и заклятья отдавала легче, чем картины прошедшей жизни, развоплощенная пробовала все более мощное колдовство, порой вливая в него едва ли не последние капли волшебства. После таких ударов приходилось долго восстанавливаться, тянуть магию из окружающего ее мира.
И, видимо, в один из таких моментов, когда вся ее сила без остатка ушла на очередную тщетную попытку пробить брешь в колдовском куполе, она и пропустила появление противника. Ударом чудовищной мощи ее отшвырнуло в сторону, рассеивая. Бурая клякса чужого колдовства, невидимого глазу простого смертного, но ясно различимая глазами мага, распласталась по поверхности купола. Тысячи магических жал впились в невидимую преграду. И Безымянная тотчас почувствовала, как купол пожирает их, жадно, быстро.
Ознакомительная версия.
