— Господин Белобородов, — подскочил к Прохору один из канцелярских, — разрешите доложить?
— Разрешаю. Только коротенько.
Из доклада выходило, что канцелярскими в машине на заднем сиденье была действительно обнаружена княжна Анна Шереметьева, находившаяся без сознания. Сейчас она была в скорой и уже практически пришла в себя. Врачи ничего не говорят, а просто разводят руками, не обнаружив на теле девушки никаких видимых следов физического воздействия. В багажнике «Волги» обнаружили предположительно водителя княжны, его состояние гораздо тяжелее, видимых следов физического воздействия найдено тоже не было.
— И ещё, господин Белобородов, — сотрудник канцелярии протянул Прохору какие-то фотографии, — подобных снимков по всей машине мы обнаружили достаточно много.
— Спасибо. Свободен. — Прохор взял из его рук фотографии, и мы все вместе начали их разглядывать. — Твою же мать! — выразил воспитатель общее отношение к увиденному.
У меня горлу подкатил горький комок — на фотографиях были улыбающиеся Алексия и Виктория.
— Мефодий будет умирать очень долго… — зашипел Кузьмин.
— Я его сам порежу… — скрежетнул зубами Прохор.
А комок становился все больше и больше, все горше и горше! Перед глазами появился тот образ батюшки Мефодия Тагильцева, который отпечатался у меня в памяти тогда, при нашей с ним встрече на крыльце особняка Юсуповых.
— Сука! — прошептал я не слушавшимися губами. — Я тебя не трогал и ничего плохого не делал. Но ты сам меня вынудил…
Образ Мефодия становился всё отчётливее, на его лице проступила глумливая улыбка, а у меня внутри все больше закипала ярость. Потянувшись на чуйке к этому образу батюшки, я снова прошептал:
— Сдохни, тварь!
И направил в образ всю свою ненависть и ярость…
* * *
— Все назад! — заорал Прохор и отскочил от воспитанника.
Чуйка Белобородова вопила просто с немыслимой громкостью. И она его не подвела — от стоящего с закрытыми глазами молодого человека сначала пошла волна физически ощутимого, давящего ужаса, потом вокруг него загудел огненный смерч, сменившийся смерчем воздушным. Длилось это буйство стихий больше трех минут, огонь чередовался с воздухом, стихии перемешивались и вновь разделялись, а закончилось все только тогда, когда Алексей открыл глаза.
— Лёшка, с тобой все в порядке? — осторожно спросил Прохор.
— Со мной ничего не в порядке, — зло бросил тот. — Где Пафнутьева носит, когда он так нужен? И почему вообще эти колдуны до сих пор на свободе?
И опять эта волна ужаса.
— Пафнутьев подъезжает, — сглотнул Белобородов.
А спрятавшийся за спиной друга Кузьмин прошептал:
— Этот точно не в отца пошел, а в обоих дедов сразу…
* * *
– Бл@дь, Мифа, что это было? — Олег помогал вылезти из разбитой в хлам машины, влетевшей на полной скорости в дорожное ограждение, находящемуся в непонятном состоянии Тагильцеву. — Какого хрена ты на меня набросился? Какой к херам колдун? Я ничего не почувствовал!
— Это был еб@ный ублюдок! — помотал головой Тагильцев, силясь подняться. — Это точно был он! Я его видел, Олег! Вернее, чувствовал! Ошибка исключена.
— Ты чего такое несёшь? Сильно головой об торпеду приложился? — Олег знаками показал подбегающим водителям других машин, что у них все в порядке. — Великий князь сейчас около «Русской избы» должен быть, я там все чисто сработал.
— Нам пiздец, Олег! — Мефодий запустил пятерню в волосы, очищая голову от осколков лобового стекла. — Я про такое только в книгах читал. Этот выбл@док Романовский нас теперь везде достанет! Хоть на краю света! Хuй мы теперь от него спрячемся!
— Мифа, ты хочешь сказать?.. — напрягся Олег.
— Именно… — зло бросил тот. — Чего застыл? Валим отсюда, пока полиция не приехала. Думать и рассуждать потом будем.
Глава 12
От притока адреналина сердце било молотом внутри грудины. Также сильно в такт сердцу бухало и в черепушке, очень неприятно при этом отдавая в виски. Помотав головой и дождавшись, чтобы боль хоть чуть-чуть поутихла, я открыл глаза, привязал себя к действительности и увидел перед собой Прохора.
— Лёшка, с тобой все в порядке? — настороженно спросил он.
— Со мной ничего не в порядке, — обозлился я, — где Пафнутьева носит, когда он так нужен? И почему вообще эти колдуны до сих пор на свободе?
Адреналин снова забурлил в венах, а в голове застучало с новой силой.
— Пафнутьев подъезжает, — сглотнул Прохор.
— Ладно, — я усилием воли попытался успокоиться, но толком у меня ничего не получилось. — Пойдёмте посмотрим, что там с Анной Шереметевой. А то мы про нее совсем забыли…
Сделав несколько шагов в сторону «скорых помощей», я обратил внимание на то, что Прохор с Иваном не сдвинулись с места, а сотрудники тайной канцелярии, наоборот, отошли от меня подальше, стараясь соблюсти некую дистанцию.
— Что случилось? — оглядел я канцелярских. — Опять я что-то не то сделал? — Ответом мне стало гробовое молчание и их общий поклон. — Ясно… — хмыкнул я. — Удобно устроились! Нашли самый универсальный ответ на все случаи жизни.
Шереметьева обнаружилась в дальней из двух «скорых помощей», в той, которая стояла ближе к машине княжны. Причем Анна вместе с двумя медиками в синих форменных костюмах, забилась в дальний от задних дверей «скорой» угол. Вид все имели напуганный и смотрели на меня со страхом. Вздохнув, я не стал интересоваться причиной, по которой они все оказались в этом углу, а просто спросил:
— Анечка, с тобой все в порядке?
— Алексей Александрович, от вас опять исходил этот непонятный ужас, — пролепетала она. — Вы уже успокоились?
Что и требовалось доказать… Сколько же еще будет повторяться это заколебавшая херня с гневом?..
— Господа медики, — я проигнорировал вопрос Шереметьевой, — С девушкой все в порядке?
Старший по возрасту из парочки активно закивал и заявил:
— Вполне, ваше императорское высочество! — медик явно пытался как можно быстрее избавиться от «проблемной пациентки», и связанных с ней дальнейших жизненных сложностей.
— Анечка, может быть, ты выйдешь ко мне? — натянул я улыбку. — Видишь, и доктор уже не возражает.
Шереметьева посмотрела на врача, который кивнул теперь уже девушке, чуть замешкалась, встала и осторожно, обходя все эти медицинские приблуды, напиханные в «скорую», с опаской двинулась в мою сторону. Протянутую мной руку она всё-таки взяла и спрыгнула из машины на дорожное полотно.
— Анечка, сейчас я тебя передам Прохору. Ты же помнишь Прохора, моего воспитателя?
— Да, я помню Прохора Петровича, — покорно кивнул она.
— Вот ему все и расскажешь, как дело было. Договорились?
— Да, — так же послушно согласилась она.
Я, продолжая держать девушку за руку, подвёл её к Прохору с Иваном, в глазах которых читалась общая настороженность.
— Прохор Петрович, — обратился я к воспитателю. — Поговорите с княжной. Только давить на неё не надо, учитывайте её состояние.
— Да, Алексей Александрович, — кивнул воспитатель и аккуратно взял Анну под локоток. — Княжна, сейчас мы с вами просто побеседуем, — он повел ее в сторону, — вы только не волнуйтесь!
— Хорошо, Прохор Петрович…
Я же повернулся к Кузьмину:
— Князю Шереметьеву позвонили?
— С ним должен был связаться Пафнутьев.
— А где самого Пафнутьева носит? — Кузьмин на это только беспомощно развел руками. — Ладно. И вот еще что. Пока не приехал князь Шереметьев, надо из княжны вытянуть как можно больше информации. Намек понял? — Я показал колдуну глазами в сторону Анны. — Займись.
Кузьмин понял меня правильно, кивнул, и я сразу же почувствовал, как он начал аккуратно настраиваться на девушку.
Импровизированный «допрос» прошел с соблюдением всех писаных и неписаных правил приличий: Прохор, как я и просил, на Анну совершенно не давил, а просто подробно ее расспрашивал о тех последних событиях, которые она помнит, а Иван, в свою очередь, аккуратно воздействовал на девушку так, что она буквально через минуту после начала «допроса» порозовела лицом, заметно успокоилась и вполне адекватно начала делиться тем, что помнит.
