а некоторые даже начали планировать дальнейшую жизнь. Я слышал, что парочка захотела вернуться в старшую школу и получить полное образование...
Они прекрасно выдержали все провокации, направленные на дискредитацию мототакси. Были предельно вежливы и аккуратны. Возможно, на них так повлияла моя демонстрация, а может быть и сами ощутили на своей шкуре, что можно получать нормальные деньги и при этом не рисковать своей задницей.
Нормальные ребята...
Я добрался до кабинета и почти ввалился в него. Хотелось бухнуться на диван и забыться хотя бы на полчасика. До комнаты я бы не дотянул.
Уже краешком сознания отметил, что и на этот раз кабинет был открыт!
Впрочем, причина этой открытости сидела прямо передо мной. На моём кресле!
— Это моё место! — буркнул я, когда на меня посмотрел ствол моего же револьвера.
Того самого револьвера, из которого Киоси пытался сбить банку с моей головы. И держал её тот, кому удалось это сделать. Он сидел по правую руку от Камавуры, который вальяжно раскинулся в моём кресле. Перед Камавурой лежала черная пластиковая коробочка не больше сигаретной пачки, в центре которой алела плоская кнопка.
Взрыватель? Или болванка?
Если этот тип вызвал меня на спор со смертью, то вряд ли у него могла быть пустая коробочка.
Кроме этих двоих никого больше в кабинете не было. Усталость не то, чтобы вовсе покинула меня. Она скорее отступила на второй план. Я ощущал её, но всплеск адреналина от происходящего помог сохранить рассудок и не дал затуманиться разуму.
— Ничего страшного, что я занял это место. Скоро тут появится новый владелец, — с усмешкой сказал Камавура.
Я же взглянул на Мрамора. Он побелел, а после опустил глаза. Но руку с револьвером не отвел.
— Зря всё-таки я не вызвал тебя из-за гранаты, — вздохнул я с максимальным сожалением. — Надо было ещё вчера головомойку за разгильдяйство устроить. Если ставишь растяжку, то закрывай за собой дверь — палишься.
— Как догадался, что это я? — буркнул Мрамор.
— По твоей стрельбе. Сразу было видно, что знаком с оружием и выстрелил ты одной рукой, а обычно прицеливаются и стреляют при помощи двух рук. Одной рукой стреляют либо дилетанты, либо те, кому известна цена лишней секунды. На дилетанта ты не похож... Да и сейчас рука не дрожит.
— Специальный отряд Токийского столичного департамента полиции, — горько усмехнулся Мрамор. — Уволен по собственному желанию.
— А ты расскажи, что скрывается под этим термином "собственное желание", — вкрадчиво сказал Камавура.
— Начальство решило, что я его могу подсидеть, поэтому коллеги подстроили так, что я оказался в магазине в момент его ограбления. Мне сказали, что сейчас снимается фильм, надо сыграть роль "плохого" полицейского, который покрывает грабителей... На камеру безопасности попал только я... При этом был ранен хозяин магазина. Закрутилось дело, которое пообещали замять, если я уволюсь по собственному желанию. Скандал раздули на всю Японию, но его и в самом деле замяли. А вот я... Меня после этого никуда не брали — моя рожа достаточно покрасовалась на билбордах и телевизионных рекламах. Я был нищ, моя мама заболела, а мне не на что было даже купить лекарств. И поэтому мой выбор был не богат — либо в якудзу, либо в босодзоку. Когда она узнала, что я связался с бандитами-байкерами, то это её добило... Над её прахом я поклялся, что надо мной больше никого не будет. Либо я управляю, либо никто.
— А Камавура тебе пообещал моё место? — спросил я, когда Мрамор замолчал.
— Моя мама умерла, — повторил Мрамор. — Умер единственный человек, который мне дорог. Она умерла оттого, что я очень хорошо делал свою работу. Умерла потому, что мой начальник побоялся потерять своё место. Вместо этого он потерял свою жизнь. Но попутно он забрал ещё две — мою и мамы...
— Сейчас у тебя есть жизнь, Мрамор, — негромко произнес я. — Она у тебя есть. У тебя есть друзья... Да что там, мы все вместе стали одной большой семьей. Я вообще планирую расширяться и поставить тебя руководителем нового отдела мототакси. Так что зря ты так...
Мрамор побелел ещё больше. Я увидел, как дрогнула его рука, держащая револьвер. Однако, увидел это не только я...
— И ты ему веришь? — с усмешкой произнес Камавура. — Веришь тому, кто сейчас готов сказать всё что угодно, лишь бы спасти свою жалкую жизнь? Мрамор, после его смерти всё перейдет тебе. Я клянусь, что мне ничего этого не надо — мне нужна лишь смерть хинина. Он оскорбил меня и должен поплатиться за это. Мрамор, не верь тому, кто лжет направо и налево.
— Ты можешь мне не верить, но поверь своим пацанам. Ты сам видишь, что они развиваются, стремятся к лучшему. И я приложу все усилия, чтобы они получили хорошую жизнь. Я сам был в якудза и знаю, куда этот путь может завести. Я не хочу ни для них, ни для тебя судьбы пушечного мяса. Вы мне стали как братья... — самым проникновенным голосом произнес я.
И я произнес это от чистого сердца. За босодзоку я вступался не раз, выводил свою фирму из пределов интереса якудза, отбивал у полиции. Мрамор всё это знал. И теперь я мог рассчитывать только на его здравомыслие.
— Какой он изворотливый, прямо как змея, — хмыкнул Камавура. — А на самом деле даже никогда не поинтересовался — чем вы дышите? Чем вы живете? Как здоровье твоей матери? Для хинина вы всего лишь мелкие пешки, расходный материал...
Сука какая, так и настраивает Мрамора против меня. Мало того, что курсантов едва не настроил, так ещё теперь проник в мой дом и начал развращать близких. И ведь как обрабатывает...
Что же, надо показать, что он далеко не всесилен.
— Знаешь, Мрамор, а Камавура прав, — с сожалением вздохнул я. — У меня было так много дел, что я напрочь забыл даже поинтересоваться вами. Вы работали, приносили доход, а я... Я принимал это как само собой разумеющееся. Я раскаиваюсь в том, что поставил личное выше общественного. Мне нет за это прощения. Да я и не буду его просить. Мы же мужчины — мы всё понимаем и так.
— Ты прав, Изаму, — кивнул Мрамор. — Мы мужчины...
— Льет сладкий сироп, — снова хмыкнул Камавура. — А на деле... Да если ты
