Почему она никак не пройдет?
– Джо?
О, нет. Не хватало только, чтобы Чонса видела его в таком состоянии… Но когда Джолант проговорил это про себя, вдруг оказалось, что стыда тоже нет, только злость. Он салютовал ей ополовиненной бутылкой черт знает какого пойла.
– З-х-ди!
Девушка зашла в комнату. Гвидо её приодел, и Чонса теперь была – ну просто принцесса с картины, со своими кружевными рукавами, воротничком под горло и подпоясанным узким платьем. Почему-то красота малефики вдруг тоже оказалась раздражающей.
Почему это никак не пройдет?
– Ты как? – тихо спросила Чонса.
Какое твоё собачье дело?
– Х-р-шо. Буишь?
– Буишь, – усмехнулась Чонса, взяла из его рук бутылку и сделала глоток. Одиноко было без пойла. Грустно. Джо приподнялся на локте и вытер лицо, почему-то соленое, сел. Замутило.
– Зн-шь, Гвидо гв-рит, что я… мы всё испр-вим. А ш… што, если мы такие же ж же жжж?
– Гвидо много говорит, да?
Малефика приподняла подол и села на пол рядом с Джо. Одна рука у неё по-прежнему была перевязана, висела поперек груди. Какая-то служанка, или, может даже развратная Руби с пони-чёлкой зачем-то прицепила на слегка припухшее запястье Чонсы красивый браслет с бирюзой. Он отвлекал Джоланта, взгляд всё соскальзывал с лица на эти камни размером с голубиное яйцо: у Колючки плыло перед глазами.
– Не знаю, Колючка. Мне кажется, нужно сильно постараться, чтобы сделать ситуацию еще хуже. – Она вдруг улыбнулась, толкнула его плечом и заглянула в лицо. У Джо аж дыхание перехватило. – Тебе, Джо, такое точно не по зубам.
Одну долгую минуту он боролся с тем, чтобы поцеловать её. Проиграл. Потянулся, икнул, потом вдруг глупо шлёпнул губами, а следом его вырвало.
Мир померк.
Приходить в себя не хотелось. Голова раскалывалась, ужасно мутило, а стыд был такой силы, что лицо Джо запылало, стоило ему едва приоткрыть глаза. Самое отвратное – он все помнил. А ведь говорили, и он сам не раз был свидетелем того, как, ужравшись, люди забывали свое имя, а наутро не помнили всей той дряни, что сотворили. Увы, Джо был не из их числа.
Проклятье, подумал он, даже тут ему не повезло. Зато он еще больше уверился в своем отвращении к алкоголю.
Заботливые слуги, наверняка подосланные Гвидо, оставили рядом с кроватью кувшин с холодной водой, от которой разило чем-то кислым. Оказалось тут и ведро, подозрительно чистое для всего того послевкусия, что расползалось во рту Джоланта. Словно кошки нагадили и сдохли.
Он еле смог оторвать голову от подушки и похолодел, почувствовав на себе тяжесть чужого тела. Боги, пусть только Гвидо не послал ему эту свою распутную девку… Приподнял одеяло. Глянул вниз. Нет. Хуже. Перекинув руку через его грудь, сладко дремала Чонса. Джолант дрожащей рукой потянулся за пойлом на кровати, вылакал половину, не сразу узнав лимонный вкус, поймал зубами плавающий кусок мелиссы и разжевал, прополоскал рот, сплюнул в ведро.
И с ужасом понял, что не знает, как оказался в своей кровати. Тем более не один. Это забвение было насмешкой! Вспомнил только, что Чонса ему сказала что-то очень важное и он… Поцеловал её? Или нет? Очевидно, да. Так что же, они?…
Чудесный способ потерять девственность – нажраться и забыть об этом.
– Доброе утро, – тихо сказала Чонса. Сонная, милая. Джолант, отупев, кивнул. Девушка разомкнула легкое объятие и, приподнявшись вместе с одеялом, потянулась. Юноша заметил, что на ней было надето платье, пусть и расстегнутое до груди, и чуть расслабил поднятые плечи. Малефика глянула на него и прыснула – наверно, прочитала мысли, потому что на узких губах заплясала плутовская улыбка.
– Мы?..
– О, нет. Нет, Колючка! Это, – пихнула она его здоровой рукой, насмехаясь, – ты бы запомнил.
Джолант не сдержал облегченного вздоха, переведя взгляд в высокий бревенчатый потолок. Хвала богам. А то вышло бы глупо. И стыдно…
– С тобой просто спится хорошо. Без кошмаров.
Голова гудела. Во рту стоял лимонный вкус мяты, от которого становилось немного лучше, но всё равно ему захотелось побыть одному и подумать о своем поведении. Стыдно. Напился, как… Как отец.
Стыдно!
Чтобы отвлечься, он спросил:
– Тебе снится Нино?
Плохая тема, чтобы начинать с неё день. Жаль только, что спросонок и с похмелья Джо не был мастером дипломатии, как, впрочем, и всегда. Чонса увела взгляд от его лица.
– И Нино тоже. Там… Много всего произошло. Может, и правы церковники, что держат нас на привязи, как собак? Я видела, что натворил Лукас. И видела, как Дани жрал ту тварь, и это так… не по-человечески.
– Не говори такого. – Следуя порыву, Джо сжал её руку, теребящую завязки на груди.
Чонса подняла зелёные ведьминские глаза, изогнула бровь.
– Никак ты жалеешь меня, Колючка?
Но у Джо не было жалости, только горечь внутри, едкая, она испепеляла его, будто желчь глотку. Если что-то он и начал понимать на этом этапе долгого и утомительного путешествия, то только то, что мир совсем не такой, как ему говорили. Церковь действует вместе с культом, чтобы переломить государства под себя и возвыситься над их руинами. Святые реликвии оказываются костями несчастных малефиков, замученных до смерти силой, что они неспособны сдержать. Его родной брат режет плоть на живую и ставит над людьми эксперименты, которые работают, но ценой чего? Добрый Король – просто разочарование, из-за наговоров и чувства мести развязавший войну против могущественной Империи. И даже сам Бог и пророк Его – всего лишь один лик из многих-многих божков древности, о которых они позабыли.
И сам он тоже не оправдал собственных ожиданий, мечтал стать доблестным рыцарем, а теперь некому служить, кроме как себе, и некого защищать, кроме неё. Во что теперь верить? Кого – жалеть?
– Я позову слуг, – отвернулся Джолант и потянулся за протезом. Это он его снял или малефика?
Чонса не пустила. Она взяла его за запястье, вокруг которого был обмотан ошейник её дурацкого пса из Ан-Шу.
– Что это?
Внезапное смущение ударило его по щекам, и те запылали. Он попытался закрыть рукавом исподней рубахи свое сокровище, но Чонса за руку притянула запястье к самому носу и всмотрелась в хитрую вязь на ткани.
– Это все, что осталось от тебя… Когда ты сбежала.
– Это же ошейник Миндаля! И ты сохранил его? Зачем?
Ну вот и как объяснить? Он еле разжал сошедшиеся до желваков челюсти:
– Чтобы ты была рядом. Если надо – забери.
Чонса изумленно вскинула на него глаза и покачала головой. Чистые волосы, в утренних солнечных лучах казавшиеся совсем золотыми, упали на
