Ознакомительная версия.
– Подзапустил я дела-то с болезнью жены, теперь поправлять надо, – объяснял он мне причину своих отлучек. – Веришь – как камень с души упал, и работа в радость стала.
А ещё через несколько дней я решил, что моя миссия в Суздале закончена. Пелагея уже свободно ходила, боли не беспокоили, и она понемногу начала заниматься домашним хозяйством. Единственное, что я ей рекомендовал – поносить ещё месяц-другой тугую повязку на животе, вроде бандажа, и не поднимать тяжестей.
За ужином я сказал Михаилу, что Пелагея в моём наблюдении больше не нуждается, и завтра утром я намерен возвращаться во Владимир. Оба – и Михаил и Пелагея – меня горячо поблагодарили.
Утром слуги вывели моего осёдланного коня. Однако проводить меня вышла только хозяйка, Михаила не было. Я был удивлён и даже обиделся слегка: денег за работу он мне не дал, да проводить не вышел.
Пелагея извинилась за мужа, пояснив, что Михаил уехал спозаранку. Ну и чёрт с ним, две недели бесплатной работы, за спасибо. А, ладно, плевать, зато Пелагея поднялась, и совесть моя чиста – я сделал всё, что было необходимо, и вижу – неплохо. Переживём, бывало и хуже – взять хотя бы ту же Флоренцию.
Показалась стена Покровского женского монастыря. Слышал – Иван Грозный использует его как место ссылки опальных женщин знатных боярских фамилий.
Ехал я по суздальской дороге не спеша – теперь-то что уж коня напрягать? Настроение было так себе – унылое, можно сказать.
Когда до Владимира оставалось совсем недалеко, я заметил знакомый поворот – к поместью Матвеевой Вари и отца её Аристарха. А заеду-ка я к ним – хоть развеюсь, может, и настроение подниму.
Я пустил коня галопом. Встречный ветер хлестал в лицо. Утренняя свежесть давала о себе знать прохладой – солнце только начало свой разбег по небосводу, но я почти не чувствовал холода. Варюха-горюха! Как мне надо было, чтобы сейчас рядом оказался человек, который меня понимает! Может быть, зря я был к ней так сдержан? Я так и не разобрался в себе: любовь это или просто жалость? «А ведь и ей нужны были поддержка, опора, надёжное плечо», – подумал я. Да вот только смог бы я ответить ей любовью, если и сам не знаю, люблю ли? Ведь как просто: прижать женщину к груди, сжать её в объятиях, наговорить ей горячих слов… А если тепла моего хватит только до утра? Получится – обманул ожидания доверившейся женщины. Как это в Писании: «Каждый уделяй по расположению сердца, не с огорчением и не с принуждением; ибо доброхотно дающего любит Бог». Нет, торопить события нельзя, принуждать сердце негоже! Посижу с Варей и Аристархом, поговорим о жизни, ещё раз присмотрюсь к ней, к себе прислушаюсь. А там – видно будет. Решив так, я пришпорил Орлика.
И снова, как прежде, колотилось сердце, отсчитывая бешеными ударами быстро тающее расстояние до усадьбы Матвеевых.
Вот и знакомый мостик, за ним усадьба виднеется. Я пересёк поле – уже и ворота видны. Только уж что-то многолюдно во дворе. Перед воротами кони стоят, возок с парой гнедых. Довольно необычно для всегда тихого поместья. Душу мою охватило смятение.
Подъехав к воротам, я спрыгнул с коня и подошёл к кучеру, что сидел на облучке возка. Поздоровался.
– И тебе доброго здоровьичка, барин.
– Зачем народ съехался, по какому поводу торжество?
– Так сваты приехали, Варвару сватать.
Опа! Новость меня оглушила. Казалось, сердце оборвалось.
– За кого же?
– Да за боярина Карасёва.
– Что-то я не припомню такого, откуда он?
– Из Юрьевца.
– Сколько же лет ему?
– Точно не скажу, но с виду – постарше тебя будет. А ты что интересуешься – родня ихняя?
– Да нет, знакомый.
Что сегодня за день такой неудачный? То Михаил времени проводить не нашёл – уехал, почитай, не попрощавшись, денег за работу не заплатил, а тут ещё Варю сватать приехали… А впрочем, сам виноват. Коль девушка по душе, надо было мне раньше подсуетиться. «Опоздал!» – в горле застрял комок, сердце сжалось.
А ведь наверняка Аристарх руку к сватовству дочери приложил. И толчком могло быть посещение моей амбулатории и наш с ним разговор. Что он тогда узнал о моём обустройстве во Владимире? Что я снимаю угол у Ефросиньи? Да кто же в здравом уме выдаст единственную дочь за голодранца и бомжа?
Я, не прощаясь, развернул Орлика.
Коня я не подгонял, а сам он не торопился – останавливался где хотел, травку щипал и шёл дальше. Я же был погружён в мрачные размышления и удручён. Конечно, сватовство Вари – не крах для меня, но было обидно, саднило в душе. Настроение было настолько паршивое, что я проехал мимо имения Татищева. Не хотелось мне сейчас улыбаться. А может – всё же заехать да напиться в доску, в хлам? Нет, настроение не то.
К дому подъезжал уже в сумерках. Сейчас поужинаю с Ефросиньей и – спать.
Около дома маячила подозрительная фигура. От ворот ко мне качнулась серая тень. Я насторожился – неужели злоключения будут преследовать меня весь день? – и схватился за нож. Добрые люди не стоят у ворот.
– Лекарь, это ты? – услышал я незнакомый голос.
– Я. Кто это, назовись. – Неудачи сегодняшнего дня распирали меня, и я едва сдерживал раздражение, готовое прорваться наружу. Лучше в такие минуты меня не трогать. Думаю, тон, которым я ответил, сомнений не оставлял – шутить не люблю!
– Ты меня всё равно не знаешь. Давно тебя поджидаю, – в перепуганном голосе сквозила растерянность.
– А что случилось?
Я убрал руку с рукояти ножа.
– Заждались мы тебя, долго ли было из Суздаля во Владимир возвертаться?
– А ты кто такой, чтобы допрос мне учинять? Пшёл вон с дороги! Шпынь!
– Остынь, лекарь. Я холоп Михаила Гладкова. Мы тебя с полудня ждём.
– Где же сам Михаил, что-то я его не вижу.
– Пойдём со мной, провожу, – миролюбиво предложил незнакомец.
– Ты иди, а я поеду.
Что-то мне не нравился этот разговор, какой-то он неопределённый. Хотел бы ограбить – напал бы, не разговаривая. Да и грабить меня – пустое, денег я не получил, а с собой впопыхах не взял. Даже калиты поясной не имел.
Незнакомец уверенно шёл вперёд, я на коне – за ним.
Если это действительно холоп купца, то что ему здесь, в чужом городе, делать? Зачем я ему срочно потребовался, на ночь глядя? По обычным делам с утра приходят. Я терялся в догадках. Не с Пелагеей ли что стряслось? Так не зазывали бы неведомо куда, у Ефросиньи бы и поговорили, коль потребовался. Иль купец почудить решил? Так не на того нарвался!
Перед воротами, за которыми виднелся каменный двухэтажный дом, неизвестный остановился, зашёл в калитку, распахнул ворота и бодро крикнул:
– Заезжай, лекарь!
Я спешился, завёл коня. Посмотрел по сторонам, оглядывая двор. Окна дома темны, не похоже, что здесь кто-то живёт. Двор тоже пустынен и тих – не кудахчут куры, не хрюкают свиньи – живности не слышно вообще. Нет даже собачьей будки, равно как и собаки. Вдруг в черноте одного окна метнулся и тут же погас огонёк. Или показалось?
Ознакомительная версия.
