Было четкое и острое ощущение, что свалился он сюда через некое мнемоническое дупло между мирами. И сам факт проникновения прозевал. Хотя когда споткнулся и был поглощен только восстановлением равновесия, кольнуло какое-то непривычное ощущение. Будто протискиваешься в толпе людей с мешками, а в мешках кирпичи. Но кирпичи какие-то такие, бутафорские, какими клоуны в зал швыряются. Долю секунды, на границе чувств, схватила эта неудобная, недобрая теснота с привкусом фальши и отпустила.
Он попытался было припомнить, испытывал ли подобное ощущение, когда он шел вслед за Альбой. Но там хватало других ощущений. Так что вполне мог и не заметить ничего. Скорее, и не заметил.
Он с удовольствием вдохнул жаркий, но очень чистый, пахнущий хвоей и разогретой смолой, а не душным навозом и пылью воздух.
Джой почти синхронно чихнул, избавляясь от набившейся в нос пыли, и шумно принюхался.
«Вода-река!» — радостно транслировал пес.
Сашка и сам почувствовал, что откуда-то слева явственно тянет струйкой свежести. Действительно вода и, скорее всего река, согласился он, доверяясь своей обретенной чуткости. Вода прохладная, проточная. В струйке не было ни малейшей нотки болотной затхлости или застойного привкуса тины.
Джой в ответ на невысказанный вопрос утвердительно гавкнул и радостно умчался на разведку. В горле першило и в носу чесалось от пыли, и Сашка решительно повернул налево.
Слишком далеко идти не пришлось.
Каких-то десять минут неспешной, не лишенной приятности прогулки, да еще по большей части под горку, и вот она — речка.
Открывшийся вид его немного удивил. В голове сложилась уже картина холмистой, покрытой светлым гигантским сосняком равнины, и на тебе: высокий яр, речка внизу…
Сама речка такая, как он и думал: небольшая, прозрачная, не слишком быстрая. Вот только течет в каменном ложе. И скалы! Если прямо здесь — еще так себе — валуны, то там вон какой утес — соснам впору. Хорошо еще спуск к реке есть, и не слишком крутой. Вроде даже тропа.
А на другом берегу — лес стеной, чащоба. И не равнина это. Сопки — вот что.
И насколько видно глазу — сопки высокие поднимаются, чем дальше, тем выше, и зубцы леса обозначают их кромки. Красивый, величественный, но при этом зловещий в своей дремучести пейзаж. Робинзонить в таких краях как-то не очень хотелось.
Хмыкнув неопределенно, Сашка закинул за спину странный трофейный «Калашников» и принялся спускаться к воде.
Ровный галечный участок берега ограничивали справа и слева здоровенные глыбы. Еще несколько крутых каменных лбов торчало из похожего на зеленоватое бутылочное стекло чистого потока.
Воронков осмотрелся повнимательнее. Тишь да гладь. И красота без причуд и нарочитости. Здесь бы кино снимать. А то что ни фильм, то одни и те же красоты и виды. Американцы снимают в Гранд каньоне — вестерны, на Новой Зеландии — сказки, в Майями — пляжные дурки, а Техас почему-то в Израиле под Хайфой… Дешевле, наверное? И кочуют из фильма в фильм одни и те же пейзажи. Да и наши тоже раньше: все под Ялтой. Одна скала, один утес и один и тот же пляж с разных точек снятые, во всех фильмах. Сейчас, правда, все больше на Невском… Но тоже новизны мало.
И болезненно сжалось сердце при мысли о том, как далеко от всех родных нелепостей своего мира он находится. Нет, не приедут сюда киношники и не загадят банками из-под колы этот пейзаж. Одному Воронкову посчастливилось отметиться здесь. Да и посчастливилось ли.
«В гробе я видал такое счастье!» — проворчал он.
Воронок уверенно вспрыгнул на спину ближайшей к берегу каменюке, присел и зачерпнул прохладу ладонью. На всякий случай понюхал. Вода как вода. Будто бы родниковая!
Речка была просто очевидно чистой. Никакой народно-хозяйственной деятельностью ее, уж точно, не загадили. Мысленно махнув рукой, тем более, что Джой уже был здесь и вовсю лакал живительную влагу, пришелец из другого мира сначала плеснул себе в лицо, фыркнул, а затем с наслаждением сделал первый, невероятно вкусный глоток.
Есть такой зверек, со смешным названием — выхухоль… Один из самых древних грызунов, с очень суженным ареалом обитания.
Похож на маленькую меховую подушечку с лапками по углам, с головой, которая вертится на 180 градусов, и, что особенно забавно, с подвижным носом-хоботком. Так вот, это единственный из грызунов, который запасает на зиму, что бы вы думали?.. Двустворчатого речного моллюска. И эта самая выхухоль, как аристократ, питается в зимнее время исключительно этими самыми устрицами. Каково?!
Воронкова всегда восхищал этот изыск эволюции. Не зерно, как хомяк запасает, не двадцать кубометров дров, как бобровая семья, а живых устриц! Чтоб я так зимовал!
Про эту зверушку и вспомнил Воронков, когда разглядел на дне, среди темных голышей, огромную, сантиметров в тридцать длиной ракушку. Ракушка, высунув ногу-язык лилового «прикушенного», цвета, деловито отталкиваясь от песчаного меж камнями дна, методично толкала себя вперед, против течения. Видимо, дела у нее там были, в верховьях.
Почему-то подумалось, что там внутри непременно должна быть жемчужина соответствующих размеров. С кулак где-то.
Воронков потянулся за моллюском, рискуя потерять равновесие, но, как и следовало ожидать, глубина была реально больше, чем казалась на взгляд, и не дотянулся.
Чувство опасности было внезапным, острым и до крайности определенным…
Если бы не обретенное недавно чутье, Сашка, вернее всего, тут и погиб на радость вражинам поганым, знакомым и неизвестным.
Однако он еще не вполне освоился со способностью переживать чужие эмоции, воспринимать опасность физически.
Поэтому пережил шок, к великой удаче не вогнавший его в ступор, а напротив — побудивший к действию.
Кожу на спине и затылке мгновенно стянуло от ледяного ощущения стремительно приближающейся прямой и явной угрозы.
Сашку буквально обдало волной чужого кровожадного предвкушения.
— Хозяин, берегись! — отчаянно залился лаем Джой.
Воронок резко дернул головой, бросил взгляд через плечо. Оттуда, сзади и сверху на него неслось, съедая небесную синь, что-то черное, хищное и смертельно опасное.
Сашка сделал единственное, на что у него еще оставалось время, вперед головой нырнул в реку.
Бултых!
Куртка, вздувшись пузырем на спине, замедлила погружение.
Но, по счастью, нефатально.
Возможно, благодаря этому Сашка не врезался головой в гигантскую ракушку, немедленно, как он успел заметить, спрятавшую свой лиловый язык и закрывшую створки до лучших, более спокойных времен.
Вода показалась обжигающе ледяной, что никак не могло соответствовать действительности. А немедленно набухшая одежда сделалась свинцовой и сковывающей движения.
