Ознакомительная версия.
Лицо подполковника сделалось каменным. Не хочет отвечать. Ладно, и так видно, что информация, которую скрывает фээсбэшник, ему явно не по нутру. Чёрт! Неужели всё так плохо? Шпак арестован или…
От дурного предчувствия у Павла кольнуло в груди.
– Что с ним? – спросил севшим голосом.
Посмотрев на оперативника долгим изучающим взглядом, Моисеев произнёс:
– Нам надо поговорить. Выйдем на кухню. – Повернувшись к помощникам, распорядился: – Продолжайте без меня.
Сев за хорошо знакомый стол, где раньше часто беседовал с Оксаной, а потом и с её отцом, Манин хмуро уставился на лощёного подполковника, предчувствуя, что ничего утешительного тот не скажет. Подтверждая опасения, фээсбэшник забубнил:
– Единственное, о чём сейчас могу сообщить: полковник Шпак погиб.
Эти слова больно резанули по сердцу. Хотелось верить, что Мраку не удалось подчинить Василия Семёновича и воспользоваться им для совершения диверсии. Но зачем тогда конторским копаться в его вещах?
– В настоящее время по факту его гибели проводится служебная проверка, – продолжал Моисеев. – Поэтому мы и осматриваем квартиру полковника. А вы давно с ним знакомы?
– С полгода… – автоматически ответил Паша и замолк.
Моисеев был умным человеком, каковым считал и Манина, поэтому дополнительных вопросов не задавал, терпеливо дожидаясь продолжения рассказа. Павел прочитал это по его глазам, спохватился и договорил:
– К нему в квартиру тогда вломились два хулигана с оружием. Я был неподалёку и вмешался… Вы должны об этом знать. Вряд ли такой случай прошёл мимо внимания ФСБ.
Подполковник кивнул, спросив равнодушно:
– Что связывало вас после?
– Его дочь Оксана, – одними губами улыбнулся Манин. – Правда, вначале мы с Василием Семёновичем не больно ладили. Лишь когда её не стало… Послушайте, зачем вы задаёте вопросы, на которые сами знаете ответ? Никогда не поверю, чтобы в личной жизни Шпака для вас были какие-то белые пятна.
Хмыкнув, фээсбэшник неопределённо махнул рукой.
– Да, вы правы, белых пятен нет, – согласился он. Пожевал губами, косясь на Павла, словно решая, стоит ли ему об этом говорить. Потом произнёс: – Существует мнение, что смерть дочери могла повлиять на его психическое состояние. Вы не заметили в нём никаких перемен? Как он себя вёл после этого?
– А как бы вы себя вели, если б вашу дочь так зверски убили?
Кажется, Манин ответил слишком резко. Моисеев насупился, готовя суровую отповедь, но Паша его опередил:
– Да бросьте вы искать чёрную кошку в тёмной комнате, которой там нет. Пил он по-чёрному. Как ещё реагируют на это в нашей стране? А перед возвращением на работу, я уверен, Шпак пришёл в норму.
– С чего такая уверенность?
– Хотя бы с того, что он приступил к работе, а мне присматривать за своей квартирой велел. Запойный человек, ничего и никого не видящий в своём горе, послал бы всё к чёртовой матери. Плевать бы ему было и на себя, и на работу, и на то, где живёт.
– А как насчёт Мрака?
Опа, вот это номер! Неужели наша ФСБ тоже борется с потусторонним злом? Даже если просто знает об этом, уже интересно.
Как ни старался Павел следить за выражением своего лица, эмоции на нём проступили – он понял по кривой ухмылке Моисеева. Уж тот не забывал следить за реакцией собеседника, задавая каверзные вопросы.
– О чём вы? – Манин попытался прикинуться дурачком.
– Шпак после смерти дочери не упоминал о Мраке? О демонах, вселяющихся в людей, чтобы творить зло? Знаете что-нибудь об этом?
– Нет, – ответил Паша, с обречённостью понимая, что сделал это чересчур поспешно. – Никогда не слышал от Шпака ничего подобного. Хотите сказать, он спятил?
– Не знаю, не знаю. Психиатрическую экспертизу в настоящий момент, как вы понимаете, провести невозможно.
Под согласные кивки Павла подполковник извлёк из внутреннего кармана лист бумаги, склеенный из мелких кусков полосками скотча. Манин похолодел. Это был тот самый тетрадный листок, на котором Шпак оставил ему записку. Её клочки благополучно упокоились в помойном ведре.
Чёрт, надо было вынести мусор. Не додумался. А эти и туда заглянули. Не брезгливые. Вспомнить бы, что он там писал…
Не дав Паше долго мучить себя воспоминаниями, Моисеев положил перед ним развёрнутую записку.
– Что на это скажете?
Манин пробежал глазами по тексту, моментально восстанавливая в памяти.
Пропустил слова Шпака о том, что тот уехал на службу, оставляет ключи и просит присмотреть за квартирой. Дальше интереснее: «…Ты оказался прав на все 100 %. Пока не знаю, что с этим делать. Уверен в одном: меня им не заполучить». Слава богу! Никакого упоминания о Мраке или демонах. И приписка вполне нейтральная: «Не дрейфь, капитан. Прорвёмся!» Речь могла идти о чём угодно.
– Понятия не имею, что он хотел сказать этой бредятиной, – пожал плечами Павел. – И тогда ни черта не понял. Честно говоря, мы с ним в тот вечер напились… Поминали Оксану. Я изрядно набрался, пытаясь успокоить Шпака, и совсем не помню, о чём говорили под конец. Утром проснулся здесь. Василия Семёновича нет, а на столе эта записка и ключи. До меня дошло только, что он квартиру на меня оставил, пока не вернётся.
– А порвали зачем?
– Привычка, – Паша криво улыбнулся.
– Что ж, ладно, – фээсбэшник свернул склеенный листок и спрятал обратно в карман. – Разберёмся. Попрошу вас, капитан Манин, сдать ключи от данной квартиры и не распространяться о том, что услышали. Надеюсь, об ответственности за разглашение государственной тайны напоминать не стоит?
Домой он почти бежал. Ноги сами несли по знакомой дороге, а в голове, словно в пчелином улье, гудели сумбурные мысли.
Шпак погиб!.. Как? При каких обстоятельствах? Несчастный случай или убийство? Что произошло на станции? Вопросы, вопросы… Ответы на которые Манин намеревался получить в Зыби от самого Шпака.
Он не заметил, как очутился в своей квартире. Вроде только что разговаривал с Моисеевым, а теперь стоит посреди собственной комнаты и глупо таращится на стены. Даже туфли не снял. Ключи зажаты в кулаке, который нервно хлопает по раскрытой ладони второй руки.
Так, спокойно, надо прийти в себя.
Манин медленно отступил в прихожую, переобулся в тапки, разделся и пошёл умываться. Журчание воды частично вернуло растраченное самообладание, а холодный душ освежил тело.
Теперь ужинать. Постараться выбросить всё из головы, после чего можно лечь, расслабиться, и без лишней суеты приступить к делу.
В Зыбь провалился мгновенно, едва коснулся подушки.
Мысли, постоянно вертевшиеся вокруг Оксаны и её отца, привели Павла к огромному особняку. Построенный в готическом стиле, в три этажа, выглядел он величественно и надёжно. Не дом, а крепость. Особняк разительно отличался от той покосившейся халупы, где Шпак стрелял по демонам. Но входная дверь с номером та же. И лес вокруг не изменился. Разве стал красивее. Деревья, что ли, вытянулись и ещё больше позеленели? А вон и вода блестит между стволами. Неужели озеро, о котором так мечтал Василий Семёнович?
Ознакомительная версия.
