— Жан ле Фламбер так не сказал бы, — говорит Миели.
— Возможно, я и не Жан ле Фламбер. — Вор обеими руками закрывает лицо. — Послушай, ставки очень высоки. Пеллегрини это необходимо. И это единственный выход для нас обоих. Это еще не все. Я кое-что увидел в Ларце, до того, как ты его сломала. И если это правда, то сама Система окажется на грани гибели, когда Чен получит желаемое.
— Наверное, лучше было бы не дожить до этого, — отвечает Миели.
А потом рядом с вором появляется белая фигура Пеллегрини.
— Немедленно прекрати этот спор, Миели. Мы продолжаем следовать плану Жана. Ты забыла, что бывает, когда ты отказываешься мне повиноваться?
Она поднимает руку, и кольцо на пальце сверкает холодным светом.
Миели закрывает глаза.
Вот почему мне пришлось умирать тысячу раз. Чтобы оставаться здесь и ничего не бояться.
— Теперь я вижу, что вы оба собой представляете, — шепчет она. — Вы одинаковые. И никогда не изменитесь. Если вы изменитесь, то умрете. И вы всегда будете бояться Человека Тьмы.
Миели чувствует, как Пеллегрини проникает в ее разум, и ноги слабеют.
— Прости, «Перхонен», — произносит она.
А потом исполняет фрагмент песни, сотворившей корабль, последнюю ноту, мелодию гибели. Механизмы «Перхонен» подчиняются, и по всей Системе распространяется крик.
Жан ле Фламбер здесь.
Миели видит, как Пеллегрини освобождает вора от оков и пытается скрыться. А вор бледен и смотрит на нее со слезами на глазах.
Нападает Охотник. Лучи света пронзают «Перхонен». Существа-клинки повсюду. Один из них зависает перед Миели, его острое лезвие — как последняя нота ее песни.
И ты прости меня, Миели,говорит «Перхонен». Я всегда любила тебя сильнее, чем она.
Электромагнитное поле корабля подхватывает Миели. От ускорения перед глазами вспыхивает черный свет. А потом ее целует Человек Тьмы.
Все ограничения сняты, но уже поздно. На этот раз Охотник действует быстро и жестко. Я вижу, как исчезает Миели, и ощущаю странное облегчение. А потом все мои мысли заняты только тем, чтобы не сгореть заживо.
Вытащи нас отсюда, и обретешь свободу,шепчет Пеллегрини.
«Перхонен»!
Сгори, мерзавец.
Атмосфера. Охотник не может сопротивляться дикому коду.
И мы тоже не можем.
Давай воспользуемся хоть маленьким шансом. Пожалуйста.
Корабль запускает двигатели на антиматерии. Мы несемся вниз к голубому шару, окруженные роем охотников. Я вижу облака, моря и континенты, а белые искры разрывают меня, отсекая клетку за клеткой, атом за атомом…
Глава двадцать восьмая
ПРИНЦ И ЗЕРКАЛО
— И вот так я попался в последний раз, — подытоживает вор.
Он лежит навзничь на песке, а небо вира сна полно видений: Земля, объятая белым пламенем, вокруг нее разорванный Ковш, и губерниясверкает, словно огромный алмазный глаз.
— Охотник напал, и вот я здесь. — Он оглядывается на Матчека. — Знаешь, все это я должен был рассказать другому Матчеку в аль-Джанна. А ты можешь сбросить эту дурацкую маску. Как бы ты ни старался выглядеть невинным, это не поможет заставить камень Каминари признать тебя.
— Невинность устраивает меня, — отвечает Матчек. — И это хорошее оправдание, чтобы просмотреть мой Каталог. А твоя история была великолепной попыткой проникнуть в мой разум. Только, к сожалению, у меня очень хорошая метасущность, которая все время ищет любые признаки возвращения ле Фламбера.
— Нежелание Каминари тебя признать, вероятно, нанесло немалый урон твоему эго, — говорит вор. — У зоку есть свои странности, но они многого добились в области экстраполяции желаний. Подсчитывают, как твои желания могут отразиться на всех зоку. Полагаю, ни один из твоих гоголов не сталкивался с подобными критериями.
— Посмотрим, — отзывается Матчек.
К ним усталой походкой приближается пожилая женщина. Ее постаревшее лицо покрыто морщинами, но в глазах светится гордость.
— Матчек, злорадство тебе не к лицу, — замечает она и осторожно усаживается на песок. — Ты такосторожен: вир внутри вира, внутри вира. Тем не менее существа, которых называют Аун, могут доставить тебе проблемы.
— Когда дело доходит до Ауна, у меня имеются определенные преимущества, — заявляет Матчек.
Он хмурится. Что бы он ни говорил вору, состояние молодой-старый ему ненавистно: он должен быть готов в любой момент отдать приказы прочим своим сущностям, заполняющим губернию.В конце концов, он же Прайм…
— Есть объяснение тому, что техника Соборности уязвима перед Ауном, — говорит он. — Дело в историях. Сянь-ку этого так и не поняли. Аун внедряет их в мозги гоголов. Мысли их природная среда обитания.
— Как ты об этом узнал? — спрашивает вор.
— Я же сам их создал. По крайней мере, освободил. Но они никогда не проявляли должной благодарности. Как Драконы, у которых нет ни самосознания, ни морали. Как вам нравится идея запустить их на Землю, чтобы они поглотили ранние творения?
Матчек смеется. Его другие сущности показывают изображения с Земли. Ощущение такое, словно он только что пнул муравейник: удовольствие, смешанное с чувством вины, но от того еще более острое.
Жозефина с ужасом поворачивается к нему.
— Ты послал на землю Драконов. Они уничтожат все.Ничего не останется.
— Они доставят мне мою прежнюю сущность. Прочих, если им хочется, могут оставить себе.
Вор просеивает песок сквозь пальцы.
— Знаешь, Матчек, мне любопытно: что же именнопревратило тебя в такого мерзавца? В Париже ты мне так и не ответил.
— Ты все еще пытаешься добраться до моего Кода Основателя, Жан? — усмехается Матчек. — Могу тебя заверить, это будет нелегко.
— Нет, мне в самом деле интересно. Я рассказал тебе историю. Может, и ты нас немного развлечешь? Миели, кажется, очень понравилсяпрежний ты. Я хотел бы знать, что произошло потом.
— Смерть, — отвечает Матчек. — Меня разозлила смерть.
Он приказывает своему виру воплотить слова в реальность. Почему нет? У него в запасе все время мира.
ИСТОРИЯ О МАЛЕНЬКОМ МАТЧЕКЕ И СМЕРТИ
Мать решает взять двадцатиминутный перерыв как раз в тот момент, когда Матчек пытается сфабриковать ногу для своего воображаемого друга.
Ему нравится играть в садике на крыше. Верхушки высоких зданий за стеклянными стенами напоминают о лесе. Иногда ему разрешают погулять в парке под охраной дронов, но это совсем другое. Сад на крыше — лучшее место для игр с друзьями. Когда они соглашаются поиграть.
