Шли крайне медленно. Первыми шли матросы, деловито размахивая мачете и с утробным хаканьем срезая особо толстые лианы. Лианы падали под ноги с тяжелым стуком. Потом осторожно ступал профессор, то и дело удивленно присвистывая при виде новых, неизвестных науке видов флоры. Замыкал процессию Пошта, весь мокрый, потный, уставший, с «Тавором» наперевес. За каждым деревом ему чудилась опасность, каждый кустарник таил в себе смерть, а еще по пятам догоняли отряд неизвестные похитители Кости...
Наконец, вышли на небольшую поляну, где можно было перевести дух.
— Уф, — выдохнул Зиняк и воткнул мачете в землю. — Понасажали тут, мать их якорная бухта! Будто своей травы не хватало!
— Вы не понимаете, уважаемый мичман, — возразил Кайсанбек Аланович. — Ведь это же был уникальный объект, часть карадагского заповедника! Сюда свозили культуры со всего мира, с трудом выращивали. Конечно же, после Катастрофы многие погибли — вступил в дело его величество естественный отбор, но уж зато те, что выжили — мутировали так хитро, что теперь борются за звание доминирующего вида, за место под солнцем, так сказать...
— Да и пусть себе борются! — махнул рукой Воловик, — лишь бы нам не мешали. Что за вонь тут стоит, кстати?
Запах вокруг действительно стоял специфический — слегка сладковатый и донельзя противный, как от гниющего мяса.
— Наверное, это орхидеи так пахнут, — предположил профессор, указав на заросли гигантских, изумительно красивых цветов — оранжевых, лиловых, синих, бледно-розовых.
— Я всегда считал, что орхидеи не пахнут, — пожал плечами Пошта.
— О, дружище, — всплеснул руками Кайсанбек Аланович, — тут вы заблуждаетесь! Орхидей, да будет вам известно, более тысячи видов — и это до Катастрофы и всех мутаций! Некоторые очень даже пахнут. А некоторые...
— Пойду понюхаю. — Зиняк вытащил мачете и зловеще взмахнул им. — Посмотрим, как они будут нам вонять, когда я их, сволочей, под корень изведу...
— А некоторые, — повторил профессор, — были даже плотоядными. Ловили мух, да-да, и переваривали живьем.
С предупреждением профессор несколько запоздал. Стоило мичману приблизиться к орхидеям, как несколько тонких, но прочных веток обвили его лодыжки, а сам цветок приглашающее раскрыл лепестки, обнажив маленькую, но самую натуральную пасть — с сотней мелких зубов и потеками густой слюны.
— Берегись! — закричал Воловик.
Зиняк отмахнулся мачете, и зубастый цветок упал к его опутанным ногам. Но на место одного погибшего цветка тут же встали двое. А к побегам присоединились еще с полдюжины, оплетая ноги мичмана, будто паутиной.
Схватка мичмана с хищными цветками происходила в полной тишине (у Зиняка не было времени даже материться), и оттого казалась совершенно нереальной. Зиняк махал мачете, срубая все новые и новые орхидеи, пытался распутать ноги, запутываясь еще больше, а Пошта, Воловик и профессор не приближались, чтобы не угодить в ту же ловушку.
«Копать-колотить! Чем ему помочь? — судорожно думал Пошта. — Стрелять? Бессмысленно, пули цветкам не страшны. Кинуть гранату? Зиняка посечет осколками. Полезть в рукопашную и оказаться в таком же плену? Нет, это не выход. Эх, сюда бы Костю с его бумерангом!».
Выход нашел Воловик. Смекалистый матрос снял свой флотский ремень, намотал на запястье и, раскрутив как следует, метнул конец с пряжкой в мичмана.
— Лови!
Зиняк отбросил бесполезное мачете и двумя руками вцепился в пряжку.
— Тянем! — заорал Воловик.
Профессор Кайсанбек Аланович обхватил матроса сзади и вдвоем они, словно в сказке про репку, потащили мичмана из западни. Пошта же выхватил свой нож и принялся обрубать тянущиеся за ускользнувшей добычей побеги. Пару раз лепестки плотоядных орхидей мазнули листоношу по лицу, обдав вонью гниющего мяса, но в путы Пошта умудрился не попасть.
Разорвав дистанцию до безопасной, весь отряд устало повалился на землю.
— Фига себе, понюхал цветочков, — пробормотал Зиняк. — Может, гранату туда кинуть?
— Не надо. Не переводи боеприпас. Опять-таки, — сказал Пошта, — если за нами действительно идут те, кто похитил Костю, не будем портить им сюрприз. Все, привал окончен, в путь!
Где-то через полчаса — солнце уже поднялось над горизонтом и уверенно карабкалось к зениту — вышли к биостанции.
После Катастрофы уровень Черного моря значительно поднялся, из-за чего часть строений биостанции — в частности, старый дельфинарий, питомник для тюленей и научно-исследовательские лаборатории — оказались частично затопленными. Вообще биостанция сейчас больше всего напоминала город, который Пошта видел только на картинках в старых книгах — Венеция, что в Италии. Протоки вместо проходов, каналы вместо улиц, торчащие крыши домов.
— Вон то большое здание, — махнул рукой листоноша, — наверняка ангар для техники. Если где-то тут и остался батискаф, так это там.
— И что же, мы вот так с ходу полезем искать батискаф? — не поверил Кайсанбек Аланович. — А осмотреться? Место ведь уникальное! Какие исследования тут велись! Вы не поверите!
— Осмотримся обязательно. И разделимся. Вы, товарищи матросы, устроите засаду. А мы с вами, профессор, отправимся на поиски бункера.
— Зверь ты, Пошта, а не листоноша, — пробурчал Зиняк. — А отдохнуть? А поспать? Я уже не помню, когда спал последний раз. Про пожрать уже и не говорю, живот к спине прилип. А тебе все — бункер, бункер...
— Миссия превыше всего. — Пошта был непреклонен. — Надо раздобыть какую-нибудь лодчонку, неизвестно, какая там глубина. Воловик, поищи чего-нибудь.
— Как что — так сразу Воловик, — заворчал матрос.
От усталости, недосыпа и голода отряд начинал проявлять признаки недовольства. Назревал бунт, Пошта это понял. Если пойти на поводу у людей — черта с два их потом заставишь что-то делать. Нет, только дело, только работа. Чтобы времени не было бастовать.
На территорию биостанции ступили осторожно. Поначалу пытались пробираться верхами, чтобы не замочить ног — улицы были затоплены, где по колено, где по пояс; лезли на фонарные столбы, на подоконники, на крыши, но крыши были провалены, столбы покосились, а из оконных рам опасно торчали осколки стекла, и отряд вскоре плюнул на акробатику и побрел дальше по пояс в воде. Разумеется, скорость передвижения сильно упала. Хорошо еще солнышко пригревало по-летнему, вода была теплая — но смердело от нее страшно, гниющими водорослями и чем-то кислым.
— Так мы далеко не уйдем, — заметил Пошта. — Где этот матрос Воловик?
— Тут я, — крикнул матрос, появляясь из заброшенного ангара с легкой углепластиковой лодкой на плечах.
