Я не строил насчет Лизы никаких глупых иллюзий. Не тот она человек, чтобы замыкаться в себе и сидеть угрюмой, даже после всех напастей, какие мы с ней пережили. Разумеется, я был бы огорчен, прознав, что на Мадейре она завела с кем-нибудь роман. Чертовски огорчен. Но не более, и дальше этого нормального в моей ситуации огорчения дело бы не зашло. Можете быть в этом абсолютно уверенными. Я — разумный человек и не стану держать на свою жену зла ни за один подобный роман, ни даже за несколько, ибо прекрасно ее пойму. И прощу. Ведь это по моей вине Лиза лишилась полноценной, счастливой жизни, и потому пусть теперь наверстывает упущенное так, как ей этого хочется. Не ради себя, так хотя бы ради Ани, которой вряд ли понравится глядеть на постоянно унылую, горюющую в одиночестве маму. Хватит с Ани и того, что вот уже полжизни она разлучена со своим отцом, ставшим для нее настолько опасным, что он не может сам прислать дочери даже открытку.
Хотя, что Лиза… Разве я в этом плане перед ней безгрешен? Была и в моей жизни некая фройляйн Хельга Рингельнац — адреналиновая наркоманка, профессиональная искательница сокровищ из Германии, что прибыла пару лет назад в Пятизонье поохотиться за моими алмазами, а в итоге… Впрочем, в эту историю из моего прошлого мы, пожалуй, углубляться не будем. По крайней мере, сегодня…
Ладно, долой предательские сомнения! В конце концов, я или не я хозяин этой Мадейры? Да и к тому же, согласитесь, глупо и смешно — робеть перед собственными фантазиями, насколько бы реально они ни выглядели.
А выглядели они, надо заметить, реальнее некуда. Когда я, собравшись с духом, просочился-таки сквозь штору внутрь полутемного помещения, то вновь растерялся. И вмиг застыл у окна, только теперь с другой его стороны.
Комната, в которой я очутился, оказалась детской спальней. Не слишком просторной, но вполне уютной и аккуратно прибранной. Да, помнится, Лиза любила порядок и явно сумела привить эту полезную привычку нашей дочери…
…Которая также находилась здесь. И была уже уложена спать, хотя я знал, что ей нравилось заигрываться допоздна, из-за чего у них с мамой постоянно возникали конфликты. Похоже, в сегодняшнем споре Ане пришлось уступить. А еще она не любила засыпать в темноте. Вот и сейчас в ее комнате продолжало гореть бра, а значит, Аня, судя по всему, заснула совсем недавно.
И первый сон, что ей сегодня приснился, был явно тревожный. Я всмотрелся в личико дочери. Оно то и дело хмурилось, а ее глаза под закрытыми веками беспокойно двигались. Спящая в обнимку с мягкой игрушкой Аня изредка вздрагивала и стискивала в объятиях своего любимца, подозрительно напоминающего… индийского мангуста в натуральную величину! Как интересно! Что это: просто совпадение, или Лиза, наверняка знающая о моем нынешнем прозвище, нарочно купила дочке этого плюшевого зверька, чтобы папа всегда был с ней, хотя бы в таком забавном виде?..
Впрочем, о чем это я? Ведь это всего лишь моя фантазия, и я могу только догадываться о том, какие в действительности игрушки нравятся моей дочери…
Аня выглядела чуть взрослее, чем на фотографии, что неудивительно. Имеющийся у меня ее снимок был сделан больше года назад, а девочки в ее возрасте быстро растут. Зная, что в моем бестелесном состоянии можно не волноваться об осторожности, — зачем, если у меня даже отсутствовало дыхание? — я тем не менее приблизился к кроватке дочери так, словно и впрямь мог ненароком ее разбудить. Разбудить, погладить по голове, обнять, поговорить с ней… Черт побери, многое бы я отдал, чтобы обрести в своих грезах нормальный человеческий облик! Но, увы, это мое желание в созданном мной мире было почему-то невыполнимо.
Однако исполнилось другое, хотя я, казалось бы, не настаивал на его исполнении. Или это произошло уже само по себе, независимо от меня?.. Поди теперь разберись. Но, как бы то ни было, вздрогнув в очередной раз, девочка вдруг проснулась, открыла глаза и, откинув одеяло, рывком уселась на кровати. После чего посмотрела… нет, конечно, не на меня, а сквозь мое незримое тело на окно, через которое я сюда проник. Хлопая спросонок ресницами, Аня неотрывно глядела на чуть колышущуюся штору, будто ребенку и впрямь померещилось, что в комнате кто-то есть.
Или не померещилось?
Я не желал пугать дочь. И все же не мог не проверить, ощущает она мое присутствие или нет. Взлетев под самый потолок, я проследил за реакцией Ани, но ее взгляд метнулся в другую сторону и уперся в самый темный угол комнаты. Туда, где, видимо, по мнению девочки, и скрывались разбудившие ее страхи.
Впрочем, нельзя сказать, чтобы она была напугана. Продолжая сжимать в объятиях своего плюшевого любимца, Аня не дрожала и не кричала, а лишь хмурила брови и, прикусив губку, казалось, чего-то напряженно ожидала.
Чего именно, хотелось бы знать? Уж не очередного ли моего знака — более отчетливого и доходчивого?
Но, к сожалению, я был не призрак и не полтергейст. И не мог даже намекнуть девочке о себе, передвинув какие-нибудь предметы либо начертав на стене или зеркале коротенькое послание. Всё, что мне сейчас оставалось, это в отчаянии метаться по комнате, надеясь поймать на себе взгляд Ани. Или определить по ее реакции, что она подозревает о моем присутствии.
Тщетно. Просидев минуту в настороженном ожидании, дочь соскочила с кровати и, не выпуская игрушки, потопала босиком в соседнюю комнату. Надо полагать, к маме. Лицо девочки все еще сохраняло угрюмую озабоченность. И лишь однажды, когда она задержалась ненадолго на пороге спальни и напоследок вновь оглядела ее, я заметил в глазах Ани нечто, похожее на робкий проблеск надежды.
И мне это явно не почудилось. Ребенок на самом деле искал в темной комнате какую-то одному ему известную «черную кошку». И хоть она там действительно присутствовала, обнаружить ее было столь же сложно, как и в той восточной присказке, которую я сейчас перефразировал…
В отличие от нашей взрослеющей дочери, Лиза выглядела так же, как на последней присланной мне фотографии. За годы, что мы с ней не виделись, она, конечно, изменилась — давали о себе знать все пережитые ею страхи и треволнения. Но солнце, море и южный климат благотворно сказались на ее самочувствии, как физическом, так и душевном. Глядя на жену, сидящую в банном халате на краешке кровати и вытирающую полотенцем мокрые волосы, — очевидно, Лиза готовилась ко сну и только-только приняла душ, — я отметил, что она по-прежнему очень красива. И что превосходный загар, который теперь украшал их с дочерью кожу, здорово идет им обеим. Присутствуй я здесь во плоти, то смотрелся бы рядом с этими двумя «южанками» в буквальном смысле бледным родственником. Они бы небось и не поверили, что три последних месяца мне тоже пришлось провести на жарком юге. Вот только в моем случае определение «жаркий» уже не имело к климату ни малейшего отношения.
