— Проклятье!
Чудовищный рев бьющего лопастями нагнетателя пронизывал Крейга насквозь. Рвался сквозь него, не признавая за препятствие. Пока это было возможно, работающий компрессор сбрасывал часть биоскача, самого экономичного биоплазменного горючего. В камере сгорания он превращал его в энергию, питающую модифицированные двигатели» Джордано».
Скольжение удушливой теплоты, пробирающейся в подмышки и пах, несмотря на жаропрочную сталь, перебросилось на его лицо. Беззвучная гроза пробежала гримасой болезненной улыбки и застыла как удар молнии.
Его улыбка умела быть разной.
Нагнетатель бешенно машущий жаркими крыльями лопастей, гнал по лицу Крейга горячие капли пота. Многолинзовый глазок трубы, через которую он смотрел внутрь компрессионной камеры сгорания казался ему путешествием в иной мир. Где будущее скармливает прошлому-настоящее. И тот, кто, время от времени, подглядывает за этим представлением, имея на руках программку, становится частью пищевой цепочки.
Что-то горячим шлепком прижалось к трубке с той стороны, словно почувствовав человека и пытаясь присосаться к нему. Крейг невольно вздрогнул. Стремительный, обволакивающий вихрь компрессора сорвал зеленую разрастающуюся пенную массу биоскача и швырнул ее в камеру сгорания.
Это выглядело почти как предзнаменование.
Знай Крейг меньше, было бы ему легче сейчас? Он годами развивал в себе то особое шестое чувство, которое не мог заглушить по мановению, закрыв в себе способность к предвидению одним волевым усилием. Словно его телу была ведома мудрость, недоступная рассудку. С нервной торопливостью ловких, жилистых рук Крейг захлопнул крышку кольцовачного клапана, надавил на ручку прижимного устройства и не услышал щелчка.
Как перестать предвидеть, когда знание уже посетило твою голову? Как перестать знать, если неизбежность тебя страшит, еще не наступив? Вот-вот, одно движение и необходимость станет реальностью.
Крейг не ощутил зазора теперь мешающего ему защелкнуть и завинтить фиксатор прижимного механизма.
Разгадывающий себя-никогда не теряет времени зря. Нарастающий внутренний хаос зеленой волдырящейся массой метался, облизывая стенки камеры сгорания. Летучий огонь разрастающейся опухоли наполнял грохочущую, разрубленную на междометия мысль, когда-то бывшую цельной и красивой.
Крейг знал, что ему это не удастся и все равно, из чистого ослиного упрямого любопытства, откинул крышку, вдохнув ядовитое тепло. Тонкая, в кончик волоса, трещина порвала внутреннее кольцо защитной плиты и разошлась, образовав едва заметный заусенец, выступ… Самовосстанавливающиеся принципы наружной брони в конструкции двигателя были неприменимы.
Пересохшее горло Крейга словно бы сомкнулось. Металл, что называется, повело. Крейг вновь попытался захлопнуть крышку. Он колотил по ней навалившись на нее всем телом. И в этот момент модифицированные двигатели» Джордано» сбросили обороты, сократив потребление топлива и позволив биоскачу неконтролируемо размножаться, заполняя собой всю емкость центрального топливного бака.
Убивая этой волной последнею его надежду!
Что Крейгу оставалось делать? Все просто, когда ты не веришь и сто крат сложнее, если ты точно знаешь как все осуществиться.
Плазмопереброщик устойчиво терял высоту. Приказать Иллари не снижаться Крейг не мог. Главком спохватился, унял слабость, расчесал пятерней всклокоченные волосы, чуть покачиваясь преодолел несколько шагов и накрепко задраил люк низового уровня. Поблуждал взглядом по топливному помещению, ставшему ему склепом, и вернулся к саркофагу. Мелкие пылинки осколков липли к вспотевшим ладоням и впивались в кожу, когда Крейг ухватившись за окошки покалеченных датчиков снова и снова пытался вернуть на место крышку кольцовочного клапана.
Его бесила очевидная бесполезность своей затеи. Разум вновь пытался отобрать бразды правления у ополоумевшего тела. Но теперь, когда Крейга никто не видел, он мог дать волю своим чувствам.
Всегда, во все времена, последним решающим средством остается личное мужество. Может быть это и есть то, что делает людей достойными вложенного в них разума?!
Доступное немногим, великое безумие жертвовать собой.
Когда человек готов прийти на помощь другим, это вовсе не то же самое, что зависеть от чужой воли и слепо выполнять чей-то приказ. Очень и очень близко, но несравнимо более достойно.
Зеленая, тягучая, как прокисший кисель, субстанция, заполнив, забив собой топливный бак до отказа, нашла таки тот волосок трещинки, который казался ей свободой. Колоссальная способность к самовосстановлению и совершенное отсутствие чувства меры. Прущая как на реактивных дрожжах пузырящаяся биоплазма тонкой эластичной тянучкой выдавилась за пределы жаркой топки камеры сгорания и прорвавшись через микронную щель в топливное помещение, стала растопыриваться, пухнуть, регенерировать вширь в ввысь, жадно поглощая пустоту.
Его так много и почти непрерывно жгли прежде, что примитивное, рефлексивное сознание биоскача дотянулось туда, где его не убивают.
Первая соплевидная зелень преодолела жалкую попытку Крейга заблокировать осмотровый люк и разветвляясь протекла на пол. Он брезгливо отошел в сторону, уронив занемевшие руки.
Все для него… для него самого… для этого человека уже закончилось. Все желания и стремления вылетели вон и покой разлился по его телу. Мысли, метания духа: вырвался бы биоскач, не открой он люк или нет, Крейг заставил в себе умолкнуть. Вязкое, неудержимое болото уже подбиралось к его плечам. Последняя улыбка Крейга была мрачна и сурова, но в ней светилась припрятанная убежденность провидца. Пришельцу с обратной стороны ночного света и протащившего с собой малую эскадру рациональное поведение вменялось в вину, а понятие необратимости судьбы считалось насмешкой и только.
Оружие стоит в три раза дороже, если им кого-то убили. Воин ценится в десятки раз выше, если он знает, что ему уготовано за порогом смерти. Крейг не стал цепляться за жизнь, которой была предназначена иная судьба, стараясь дотянуть до последнего мига, до последнего глотка воздуха. Он перестал удерживаться на поверхности биоплазмы, погрузился в зеленую жижу и не пробуя, полным глотком, полным вдохом втянул через ноздри и рот густую, шевелящуюся органику. Возвращая умолкающему разуму надежду.
Преодолевая мешанину из труб, люков и переходов Иллари спрыгнул в пепел, на местами уцелевшую но подсохшую, в клочковатых рыжих ожогах, траву. «Проталина» аварийного выхода с шипеньем заросла вровень с остальной обшивкой. В ушах еще стоял оглушительный звон. Вокруг корабля плотной непроходимой стеной стоял лес, а вдалеке белели заснеженные скалистые горы. Иллари тревожно посмотрел ввысь. Медленно и тускло, по дневному небу, карабкались вверх огни сигнальных ракет.
