Пытаясь выбраться из центра города, где у фонтанов под раскидистыми кронами деревьев с пурпурной листвой сновали с лотками карлики, вовсю нахваливая свой товар среди общего приготовления к празднеству, Карнаж виртуозно уклонялся от возникающих на пути лестниц. Маленькие работники карабкались вверх и писклявыми голосками на своем мудреном язяке что-то кричали тем, кто вешал гирлянды на ветвях через всю площадь.
Случайно пнув своим окованным мыском одного из работников, который на четвереньках чистил камень у самого основания фонтана, полукровка прибавил шагу. Вопли бедняги породили всеобщее осуждение на маленьких сердитых лицах. Вдогонку Фениксу в спину вырвалось несколько ветвистых ругательств и даже был пущен старый, рваный башмак, но полукровка не стал оборачиваться, а поспешил убраться, чувствуя, как от ругани карликов у него начинают гореть уши.
Карнаж испустил проклятье, когда понял, что оказался в той части города, где проживали состоятельные горожане и эльфийские дворяне. Это следовало из тех крупных построек, которые свободно расположились по сторонам широкой улицы, окруженные цветниками за низкими изгородями. Витиеватость форм и расположения архитектурных элементов на остатках деревьев поражали взгляд своим многообразием и виртуозностью, с балкончиками и небольшими лесенками, огибающими снаружи башенки и взлетающими вверх на веранды. Карнаж так засмотрелся на это великолепие, что чуть не налетел на эльфа, который прохаживался по улице. Вытянутое лицо сильванийца ещё больше вытянулось, когда они столкнулись с Фениксом нос к носу. Голубые глаза надменно смотрели из-за приспущенных век на того, кто портил всю гармонию пастельных оттенков белого и зеленого в обрамлении ярких цветников своей черной кожаной одеждой и возмутительными перьями на спине. Сильваниец поправил тонкими пальцами брошь у горла белой рубахи с отложным воротником и презрительно хмыкнул, откинув за спину длинные русые волосы.
Карнаж сложил руки на груди и, наклонив голову, исподлобья взглянул на эльфа, свесив перед глазами натертую ларонийским составом длинную челку. Глаза сильванийца распахнулись от удивления, когда он заметил стальные набойки на костяшках перчаток и обитые металлом мыски сапог. Вскоре его лицо снова приняло высокомерное выражение и тонкие губы скривились в презрительной усмешке. Небольшие уши, выглядывающие из-под длинных, тщательно расчесанных волос, еле заметно дернулись на самых кончиках, словно показывая даже в этом превосходство над полукровкой, у которого уши были длинными и заостренными, начиная сужаться сразу от последней трети, отвечая тому реликтовому демоноподобию, которое всегда присутствовало в облике ран’дьянцев.
Сильваниец двинулся дальше спокойным, даже размеренным шагом, соблюдая осанку, а полукровка, заложив большие пальцы за ремень под бандажом, направился своей дорогой, по привычке немного сгорбив спину. Шел он наугад, толком не зная как отсюда выбраться. Протиснувшись меж изгородей садов, наполненных благоуханием цветов, «ловец удачи» выбрался к пруду, возле которого гуляли несколько эльфов, поглядывавших в сторону небольшого дома с балкончиком. Там игриво посмеивались четыре эльфийки, что-то нашептывая друг дружке.
— О! Вы только полюбуйтесь! Что это за чучело?!
— Фи! Какой оборванец!
Карнаж остановился и, не оборачиваясь, принялся слушать, какими еще словами они обзовут простого путника. Прохожего, которому не было до них ровным счетом никакого дела, как и до всеобщего празднества.
— О, Сильф, и где только сыскалось такое чудище?! Что это у него с волосами?
— Да уж, можно подумать, будто у него на голове иглы дикообраза, которые стригли садовыми ножницами!
— Хи-хи, вы только посмотрите на ботфорты этого «щеголя»! Они вышли из моды лет сто назад!
Феникс обернулся и бросил взгляд на балкон. Не послышалось ли ему? Неужели только одна эльфийка возмущалась и поддерживала себя в своих же утверждениях? Нет, ему показалось. Говорили все четыре, только голоса их были настолько схожи, что и не отличить вовсе.
— Эй, пугало! — крикнула одна из девушек. — Сорви-ка нам цветов! Или ты такой пень и не знаешь, что в празднества омоложения природы нам положено дарить цветы?
Её голос был каким-то по-кошачьи мягким, но, как и у всякой кошки, у его обладательницы наверняка имелись коготки.
— Ну же, чего ты ждешь?!
Карнаж обернулся к клумбе и издал ядовитый смешок, который никогда не сулил никому ничего хорошего и, перескочив через ограду, принялся искать клумбу, которую совсем недавно поливал карлик. Феникс заприметил садовника краем глаза, когда шел мимо, и теперь старательно проверял руками почву.
— Что ты там копаешься? Поторапливайся!
— Сейчас-сейчас! — зловеще отозвался «ловец удачи», рука которого уже нащупала сырую землю на клумбе и зачерпнула хорошую пригоршню удобренного месива.
Вдруг сзади донесся четырехкратный испуганный писк и грохот опрокидываемых плетеных кресел. Феникс разочаровано обернулся, сжимая в руке солидный ком грязи. На балконе никого не было.
Странно, неужели заметили?
Кто-то схватил его за кисть, что сжимала снаряд для мадам. «Ловец удачи» инстинктивно дернул руку, собираясь защищаться, но его остановил знакомый командный голос:
— Положи-ка это говно, хулиган! — Клара разжала ему кулак и отряхнула от грязи перчатку.
— Какими судьбами? — изумился Феникс, не веря своим глазам.
— А ты? — прищурилась бородатая женщина, выводя его из сада за руку, будто нашкодившего мальчишку.
— Отлежаться надо было, — честно ответил Карнаж.
— И нам тоже отсиживаться пришлось, — грустно сказала Клара, уводя его дальше от дома к пруду, где Феникс окончательно очистил перчатку от грязи. Пока он этим занимался, Клара сидела на траве и озадаченно косилась на то, что было у полукровки на голове. Феникс перехватил взгляд и поднял глаза на натертые пряди ларонийской стрижки. Так носили воины белых эльфов. Эту моду породило деление на цеха в Лароне. Поскольку его обитатели имели один цвет волос и глаз, не говоря уже о небольшом разнообразии черт лиц, то принадлежность к различным цехам требовала каких-то более весомых отличий во внешнем облике. Помимо одежды и медальонов, заметным отличием могли послужить волосы — краса и гордость ларонийцев. Поэтому воины Ларона решили проявить смекалку, чтобы сильно не обстригать свои великолепные локоны, которые мешались в бою, да, к тому же, с некоторых пор стали прерогативой больше магов и жрецов, но в тоже время и не походить на укороченные по плечо пряди алхимиков. Они обратились к последним за рецептом средства, способного держать волосы не прибегая к металлическим обручам, как носили министры, и уж тем более к заколкам, хвостам или ремешкам, что считалось чисто женской прерогативой.
— Что это ты на голове соорудил? — спросила, наконец, Клара. — Ты же ведь наполовину сильваниец, а не ларониец?
— Это моя худшая половина, — ответил Карнаж, — Тем паче мой отец был гомункулом, выращенным из сильванийских младенцев. Соответсвенно, не признан лесными эльфами из-за того, да и сам манерами и повадками больше походил на ларонийца. Сама знаешь, как лесные эльфы боятся изменений, которые первых из них превратили в белых эльфов.
— Да-да, это конечно! Тем более Аир, как говорят в легендах, был ближе к ларонийцам своим холодным нравом. Яблоко от яблоньки… — протянула бородатая женщина, но, заметив как переменилось лицо полукровки, перевела тему разговора. — Но вообще мне нравятся разнообразные прически у «белых», там хоть понятно где мужик, а где баба. А что уж ларонийки выделывают со своими косами! Диву даешься!
Карнаж встал, подтянул шнур от ножен на груди и осмотрелся.
— И вообще, лучше не бедокурь здесь, — посоветовала Клара, поднимаясь следом. — Нравы у сильванийцев сильно изменились после Сокрушения Идолов. Вот мы, например, не знаем теперь, как вернуть нашу акробатку.
— А что случилось?
— Её забрали жрицы храма Сильвана.
— С какой это стати?
