Совпадение? Да вряд ли, но запомнить на всякий случай стоит. И вернуться к оценке – я ведь вроде как за независимого арбитра выступаю. Еще раз вглядевшись в логотип, прислушался к ощущениям. Накладывая их при этом на воспоминания Олега о жизни в стерильном технофашизме Волынского протектората.
– Мне кажется, не подходит, – покачал я головой, озвучивая вывод.
– Почему? – живо поинтересовалась Маша.
Перед ответом я сделал паузу, под неожиданно многочисленными вопросительными взглядами. Да, вопрос геральдики оказался присутствующим неожиданно интересен. Поэтому собравшись с мыслями, я объяснил развернуто.
– С одной стороны, в эмблеме преобладание черного и красного. Для ЧВК – подходящее сочетание цветов. Вон, посмотрите, – показал я на водоем у грота поодаль, у которого за столами расположились гренадеры Екатеринославского полка, в черных мундирах с красными погонам и своими знаменитыми красными портупеями.
– Что есть война, в первую очередь? Для рядового участника? Правильно, если вычленить главное – это кровь. Черный и красный цвета – это про нее. Если плеснуть кровью на любой рисунок, то темные и яркие цвета превращаются в черный, светлые и блеклые в красный. Черный и красный – истинные цвета войны.
Итак, с цветами определились. Черный, красный и немного белого для ЧВК в Африке это подходящая расцветка. Но сам рисунок… на мой взгляд, он слишком сложен технологически. Работать придется больше на территории протекторатов, а там можно, и даже нужно, использовать нечто другое. К примеру, черный силуэт винтовки на красном фоне, или более простой и агрессивный, понятный посылом рисунок. Все же в забытых богом местах страх силы работает гораздо лучше, чем уважение к прогрессу. С которым именно вот эта эмблема и ассоциируется в первую очередь.
– Значит просто, и агрессивно? – заинтересованно протянул Леонид.
– Как буква «Λ» на щитах лакедемонян, – козырнул я знанием античности.
– Но, к сожалению, это не аспид, – показала что понимает о чем речь и Маша, намекая на треугольную форму геральдического щита. – Но за мнение благодарю, я учту.
– Так может покажешь класс дизигнера-геральдиста и армориста? – насмешливо произнес Валера, явно озвучив невысказанное желание остальных заинтересованных.
Пожав плечами, я дождался доступа от Маши, притянул к себе проекцию картинки, открыл графический редактор и стер все цвета со щита.
«Напугал ежика голым задом» – пробурчал в это время внутренний голос. Со мной знание непрожитого века иной реальности, я вообще могу удивлять нон-стопом, поражая окружающих «свежими» идеями.
Разобравшись с кистями редактора я широко мазнул, и в несколько штрихов закрасил весь щит в черный. После нарисовал косой белый крест, разделяя щит на четыре части. Крест непропорциональный – нижние лучи короче чем верхние.
Немного подравняв не очень ровно получившийся широкий белый крест, внутри него нарисовал еще один, красный.
Ну вот. Тяп-ляп, и готово. Практически герб Болтонов из Игры Престолов.
– Ну… – протянул задумчиво Валера после долгой паузы. – Я бы не сказал, что это вот прямо идея.
– А если представить, что вот это, – показал я на красный крест внутри белого, – повешенный вниз головой распятый человек, с которого содрали кожу?
Непропорциональные, разной длины лучи креста помогали воображению. Добавляя описания ставшей резкой и неприятной даже на вид эмблеме, я произнес:
– Достаточно будет даже просто пустить слух о воображаемом методе казни, и он распространится быстрее пала в степи. А если в ЧВК набирать преимущественно католиков, так чтобы об этом было известно, тогда простой африканский люд будет гарантированно бояться наемников вплоть до дрожи в коленках. Даже без превентивной агрессии, только завидев красный косой крест на рукаве. Протектораты – это не то место, где как библию чтят билль о правах человека. «Неукротимый белый человек» подходит больше, и хорошо работает как инструкция по выживанию.
Обсуждение моей идеи заняло некоторое время, и в ходе шумного разговора, сплотившего компанию, я подумал, что пора бы линять отсюда. Дело скоро к утру, время провел хорошо – отдохнув душой, теперь пора отдохнуть телом. В то, что Леонид хочет мне сказать и показать что-то действительно важное, кроме знакомства с принцессой корпорации, я уже не верил.
А зря.
Правда, узнал я об этом весьма нетривиальным способом. Началось все с того, что мимо проходило несколько нижних чинов. Тех самых военных, на которых я показывал совсем недавно – солдаты московского 1-го Екатеринославского лейб-гвардии гренадерского полка, который не стоит путать с 1-м Лейб-гвардии гренадерским полком, расквартированном в Санкт-Петербурге. Впрочем, по форме спутать сложно – красные портупеи на черных мундирах московских гренадеров довольно известный предмет гардероба.
Ведь что такое московский гренадерский полк для России двадцать первого века? В первую очередь это поручик полка барон Михаил Кислер, и первый турнир на Ходынке, с которого началась история русского бокса. А также возникший с подачи Кистера клуб «Арена», закрытый и после возрожденный под названием «Панкратион». Клуб, с которого и началась популярность в России и мире одноименного искусства рукопашного боя.
Смешанные единоборства в этом мире ничуть не уступали популярности ММА в мире моем. Даже в некотором роде будучи более востребованными – не только на профессиональном, но больше даже на любительском уровне. Да, был нюанс – любители все сплошь состояли на воинской службе, и организмы их были усилены имплантами и аугментацией.
И недавний чемпионат по панкратиону Российского Императорского военно-морского флота привлекал внимания не меньше, чем очередные поединки UFC на бойцовском острове. Так что, любой профессионал из мира (из легального мира) смешанных единоборств моментально лег бы у ног самого слабого любителя из армий Большой Четверки. Среди которых екатеринославцы признанно считались постоянными кандидатами на звание первых среди равных.
Это я все к тому, что громкий выкрик «Эге-ей! Лыжню!» – от идущего с пивом Барятинского расступиться парней в черных мундирах оперативно не заставил. Даже наоборот. Ну а когда последовало: «Ну что вы тугие как дуболомы, а? Пройти говорю дайте!», – обращенное к широкоплечему и массивному как шкаф фельдфебелю, ситуация сразу приобрела высокий градус накаленности. Тут же вылившийся в молодецкий удар в бубен (Барятинского).
Способности Барятинского уже давно были заглушены чистой слезой, отсекающий контакт с Источником. Но и гренадер смотрел на мир потухшими, неактивными имплантами – в боевом режиме его удар мог и через кирпичную стену пройти.
Впрочем, стена никуда не убегала, а вот Барятинский от удара уклонился. И, стремительно крутанувшись, вертушкой зарядил фельдфебелю пяткой в грудь. Хэкнув, тот отшатнулся на пару шагов, пытаясь сохранить положение в пространстве – расставив руки и тщетно пытаясь поймать вроде бы только рядом стоявших товарищей. А их не было – один подхватил свободный стул от стола рядом, и повторил вертушку, заставив мебель встретиться с гибким как и неуловимым как жидкий металл Барятинским. Получилось грубо, но весьма действенно – видимо, гренадер в схватках с одаренной молодежью уже участвовал. Знал, что просто ударом достать непросто.
Барятинский к подобному готов не был. Да, он оказался крепче – стул разлетелся на составляющие, но и Юра отлетел на пару метров, приземлившись на чужой стол. Вызвав женские визги – причем не возмущенные, а скорее восхищенные.
Едва Барятинский лег рядом с молочным поросенком, остальные два спутника фельдфебеля уже прилетели барахтаться в аквариум неподалеку. Подняв там тучи брызг и заставляя нервничать удивленных новыми соседями осетров. А под куполом ресторана металось остаточное эхо нашего с Леонидом «Это Спарта!», которыми мы сопроводили неожиданное нападение на гренадеров.
Да, пусть со спины – но в нашем положении выставляться на прямой обмен ударами проигрышная стратегия. Со стороны противника рамы такие, что с армейскими тягачами могут соревноваться в крепости лобовой брони. Что и подтвердил свистнувший рядом кулак пришедшего в себя фельдфебеля – он увидел в лице нас новую цель.
