Сразу же ей подали мокрое тряпку. Альфия обернулась и даже прищурилась от яркой улыбки Мани.
Девочка покачала ножками, смутилась и наклонилась. Понимая, к чему она ведёт, Альфия в мыслях вздохнула и подсела к ней поближе. Тогда Мани прошептала ей на ухо: “А он правда король?”
Альфия медленно отодвинула голову и кивнула. И снова разговор пошёл о том, о сём… Вот упомянули одежду. Мани смущалась своего рванья. Альфия её утишала — в таком пёстром наряде был свой шарм. Чёрные глазки девочки заблестели. Она взглянула на лисью шубку Альфии, на меховые штанишки и на плотную, яркую рыжую шубку. Потом её внимание привлёк ошейник. Девочка засмотрелась на него с большим интересом. Альфия засмущалась и пробурчала: “Что?”
“Можно посмотреть?” Немедленно спросила девочка.
Альфия потёрла ошейник и осторожно кивнула.
Мани резко приблизилась, её тёплое, влажное дыхание защекотало шею Альфие; она невольно оттянулась, и пламя печки бросило на её лицо красную тень. Альфия сглотнула и отодвинула Мани за плечи. Девочка поняла, что сделала что-то не так, и между ними повисло неловкое молчание.
Понимая, кто должен был его прервать, Альфия себя пересилила и сказала: “Недавно он был принцем”.
Ясные чёрные глазки Мани расширились. Свет и переливы румянца на её лице были непередаваемы. Альфия, сама не понимая почему, почувствовала раздражение. Она прищурилась и сказала без капли жалости: “А ещё он женат”.
Мани побледнела и прижала кулачки к губам.
“На ней”. С каким-то странным удовольствием продолжила Альфия. Мани едва не вскочила и повернулась к служанке. Она как раз начинала разносить дымящиеся тарелки. Артуру досталась золотая. Рядом, на пол, Арка опустила свою. Мани и Альфия расселись. Между ними служанка положила две деревянные тарелочки. В одной был всё жиденький и какой-то зелёный суп. Другую наполнял сухой овёс.
Мани взволнованно переглянулась с Альфией. Зелёный отвар походил на яд… Может служанка увидела в ней конкурента, и…? У девочки было живое воображение.
Альфия задумчиво пожала плечами. Мани задрожала. Альфия тайно усмехнулась и уже собиралась взяться за свой овёс… Как вдруг служанка вернулась. Она немного наклонила её тарелку, отсыпала горстку, после чего положила на остальную кучу крупы цыплёнка.
Альфия: “…”
Мани: “…”
*********
В лачуге старейшины тоже было людно. Печь затухла, в ней лежали костяшки золы; помещение пронизывал холод, люди тёрли ладоши, но зажечь пламя не решались. Страх затмевал мороз. Все лица в комнате были опущенными, бледными. Старейшина покусывал свои сухие губы и поглаживал черноволосую женщину. Она держала его за ноги, прижимаясь лицом ему в колени. Её грубые, холодные, но всё же женские руки мяли его дряхлую кожу.
Старику было приятно, он исполнился храбрости и провел по волосам женщины, взял её за шею; руки отвечали, они продвинулись глубже в его ноги. Но старик вовремя опомнился и приподнял лицо женщины. Сам он выглядел виноватым и не решался смотреть ей в глаза, и ниже: “Линда, нам… кажется у нас нет выбора…” Старик сглотнул: “Надо поджечь твой дом. Только там мы сможем их выманить”.
“Дверь заела, они её держат”. Старик покосился на мужчину средних лет, лысого и с длинной чёрной бородой. Он держался своё плечо и кривился от боли.
“У тебя крепкая дверь…” Глупо и растерянно заметил старика.
Женщина быстро кивнуло и опустилась лицом ему в колени, старейшина тяжело вздохнул. Тепло разливалось в его икрах, женщина вздрогнула и заплакала. Он поднял руку приласкать её, но остановил себя и к Линде не притронулся.
“Жертва уже сделана, её нельзя менять, таков закон. На всё воля владыки, он, не мы её выбрали”. Говорил старик и в ужасе, в поклоне опустил голову. И каждый в комнате опустил.
Женщина приподняла своё прекрасное, заплаканное лицо и закивала.
Сердце старейшины набухло от тепла и жалости. Он пригладил щечку женщины и сказал: “Ты сможешь пожить у кого-нибудь”. Затем добавил невзначай: “Все мы тебя примем, даже я”. Женщина кивнула и зарылась ему в колени. Старик улыбнулся и повернул голову к мужчине с чёрной бородой: “Готовьте пламя, нужно управится до ночи”.
*********
Снаружи темнело, печь пылала всё ярче, лачужка оказалась в уютных объятиях тепла. Ещё никогда печка не была такой светлой и тёплой, думала Мани. Никогда раньше в ней не было столько дров. Это было так расточительно… но ей было совершенно всё рано. Мани клонило в сон, клонило к Альфие. Девочка прильнула к плечу подруги. Потом, ведомая нежной ручкой, опустила голову на её колени. Они были грубоватые, но сон уже был таким тяжелым, что приподнять, даже повернуть голову стало совершенно невозможно…
Альфия задумчиво накручивала чёрные, густые волосы девочки на пальцы. Тихо и мирно было в доме. Но у Альфии был острый слух, и она слышала копошение за стеною. Стучали ветки, хрустело другое, злое пламя.
Альфия зевнула и повернулась к Артуру. Юноша смотрела на стену, откуда доносился треск. Он что-то сказал своей служанке. Она встала и пошла к выходу — Альфия опрокинула голову за спину, наблюдая за ней. Вдруг служанка остановилось и сказала: “Верёвок не хватит”.
Ей ответил ленивый голос Артура: “Переломай им ноги”.
Служанка кивнула и вышла.
Альфия уже проваливалась в сон. С улицы доносились крики, всё тише, всё дальше… Её сознание опускалось в глубины приятного тёплого мрака.
…
…
…
“Мм?..” Альфия проснулась, у неё ныла шея. Но не впервой Альфии было спать сидя. Она поморгала, стала осматриваться и вздрогнула, когда увидела Артура. Сразу же её глаза широко открылись, сон сдулся, в сердце впрыснули бодрящую дозу страха. Оно забилось громко и сильно. Юноша улыбался. Это было ужасно.
Альфия сглотнула и навострила уши.
“Буди её и пойдём”. Сказал Артур, поднимаясь.
Альфия наклонилась к мирно спящей девочке. Её чёрные реснички подрагивали, она щекотно ерзала на коленях Альфии. Она помолчала, прикусила губу и спросила вдруг Артура, который стоял уже у двери:
“Обязательно… обязательно её брать?”
Юноша не ответил. Он осмотрел комнату и указал на деревянный таз, полный воды:
“Посмотри на её отражение”. Сказал Артур и вышел наружу, не закрывая дверь. Она загрохотала на петлях, у Альфии задрожали зубы. Она вдохнула разбудила Мани.
*********
Сильный ветер завывал по земле, сдирая комочки снега. Сияние луны и звёзд сочилось через густые, но низкие облака, напоминая жилки серебра в скале. Замок стоял неподвижной чёрной кляксой, дырой, в которой утопала душа. Несколько десятков человек лежали перед ним. Некоторые, связанные, трещали зубами, другие стонали, но и те, и другие с лицом зарывались в землю.
Среди склонившихся
