однажды мне выпадет шанс.
«Надо действовать так, чтобы он был во мне уверен. Возможно, следует иногда подыгрывать, чтобы ему понравиться, настолько насколько можно понравиться, прожжённому негодяю. Тогда он расслабится и не будет формулировать приказы правильно, чётко и однажды ошибётся».
Наутро Антони явился по мою душу. Распахнув дверь привычным пинком, он остановился подле меня, с отвращением разглядывая.
— Надо тебя переодеть. Эта дырявая русарийская форма меня бесит. А то не ровен час, голову снесу!
«Снеси, снеси. Матушка тебе самому потом снесёт».
— Войцех! — крикнул он. — Войцех!
Спустя пару мгновений в оружейную зашёл пожилой мужчина. Седая шевелюра спадала до плеч. Многочисленные морщины тяжёлыми пластами будто давили на его лоб, отчего глаз почти не было видно.
— Войцех, когда ты уже наймёшь мне камердинера? — скрестив руки на груди вопросил юноша.
— Когда ваша матушка, о том распорядится, — ответил дворецкий. — И вы об этом прекрасно знаете.
Мальчишку явно разозлил укол со сторону слуги, но он не решился нагрубить ему, пробурчав:
— Войцех, сними мерки с этой падали, а затем закажи что-то… Подешевле, но не такое мерзкое. Чтоб не хотелось его убить!
— Как будет угодно моему господину, — поклонившись, ответил слуга.
Антони уже было собирался уйти, но Войцех заговорил.
— Мой господин… Матушка… Она просила вас привести на завтрак мормилая.
— Это ещё зачем? — опешил юноша.
— Мне велено лишь передать, господин, — чинно ответил лакей.
— Чёрт, он уже начинает мне надоедать, — с явной досадой обронил Антони. — Ладно, раз просит… Вставай, пугало!
Я поднялся.
— За мной.
Я повиновался. Мы пришли в тот самый зал, где хозяйка дома принимала некроманта в день сделки. Было накрыто на две персоны. Два отварных яйца в пашотницах, две тарелки овсяной каши, свежий хлеб и графин с морсом и чай.
— Госпожа Сабина… сын, — с поклоном доложил Войцех и удалился.
— Доброе утро, маман, — елейно улыбаясь, протянул Антони.
— Ты её трахнул? — вместо приветствия, язвительно процедила пожилая леди.
— Что, прости? — невинно изумился юноша.
— Ты её трахнул, — утвердительно заявила хозяйка дома.
— Да, кого? Матушка? В чём собственно дело?
Отложив только взятую в руки ложку, леди Сабина подняла испепеляющий взгляд на сына.
— Ты трахнул кухарку! Бастардов захотел?! — взревела она. — Я ищу ему невесту, он только морду воротит! А ему оказывается ничего не надо! Он и тут хорошо развлекается!
— Мама, что за тон… — тихо проговорил Антони.
— Решил обрюхатить кухарку? Наш род и так угасает! Тебе надо жениться и строгать наследников! А ты пьёшь и трахаешься с прислугой! — окончательно теряя лицо, прокричала хозяйка. — Не хочешь выбирать из того, что есть, значит, выберу я!
— Да в чём дело? — топнув ножкой, взвизгнул Антони. — Никого я не трахал!
— А кто разбил Анне лицо?
— Это он! — крикнул юноша, указав на меня, чем тотчас себя выдал.
— Вот за этим я и велела его привести. Ты всегда сваливаешь вину на других! С детства такой… Ты меня разочаровал, Антони… Ох, моё бедное сердце… Как мне вынести эту боль?
— Послушай, там не так всё было…
— Закрой свой рот, — прервала его пожилая леди, в голосе которой вибрировала сталь. — Ещё одна такая выходка, и твоей невестой станет самая жирная и прыщавая девка, какую я только найду.
— Маман…
— И слышать не хочу. Ещё хоть раз притронешься к прислуге, я лишу тебя наследства!
«Прости, Анна, но оно того стоило, — подумал я, чувствуя затылком ненависть моего повелителя. — Хотя бы так… Гематома пройдёт, но теперь эта мразь не тронет тебя… Какое-то время».
Одиночество — это когда ты живёшь в доме, полном людей, а тебе некому пожелать спокойной ночи.
Шли дни. Антони куражился от души. Видимо, некромант оставил ему некую инструкцию, как со мною обращаться, а мать заставляла привыкать к телохранителю и тренироваться. Что он и делал в свойственной обалдуйской манере. Антони мог среди ночи позвать меня, чтобы я вынес ночной горшок, заодно велев хорошенько его отмыть. Ему не требовалось даже вставать, чтобы позвать меня. Лишь мысленный приказ, и я повиновался, поднимаясь в его покои. Юноше нравилось меня донимать. Я же нашёл, как извлекать из этого пользу.
Дело в том, что не всегда перебравший с вином или попросту рассеянный господин формулировал свои приказы четко. Как-то раз, вызвав меня посреди ночи, для того чтобы я открыл окно, он лениво бросил:
— Проваливай, падаль!
Я развернулся и ушёл, внутренне ликуя. В его приказе не было конкретики, поэтому, едва я вышел за дверь, зуд в затылке унялся. На всякий случай, я вернулся обратно в оружейную и ждал часа два. Особняк был погружён во мрак и забытье. Никогда бы не подумал, что научусь разбираться в градациях тишины. Смогу постигать её глубину и использовать, как паук паутину. Хозяева и слуги спали. Я слышал их дыхания, слышал, как под полом скребётся мышь, как садится на крышу ночная птица, как по дымоходу карабкается муравей. Первой моей идеей было снять со стойки алебарду, а затем вернувшись в покои хозяина подбросить оружие над его постелью.
«Это же не попытка убийства в чистом виде? — подумал я, но всё же оставил эту затею. — Слишком грубо и мелко. Так поступил бы сам Антони. В случае провала, я навсегда потеряю доверие, и он уж точно не даст второго шанса».
Когда Антони вновь совершал подобную промашку, я выжидал, пока все заснут, и изучал особняк. Моё ночное зрение позволяло прекрасно обходиться без света. И я научился ждать, как никто другой. У меня была целая вселенная времени и полное отсутствие усталости. Уже скоро я узнал многое. Например, в каких комнатах спят слуги, какие двери можно заблокировать снаружи, где ещё помимо оружейной хранится оружие, в котором часу привозят свежее молоко и яйца фермеры, оставляя продукты рядом с крошечным окошком у калитки чёрного входа. Я наведывался в винный погреб, узнав где хранит ключи от него дворецкий, и был прекрасно осведомлён о вкусах моего господина, даже мог подгадать, какую из бутылок первой подадут ему на следующий день. Конечно же,
