— Тебе, Хайнц, этого не понять. Вы и воюете-то, на пузе лёжа. А Палач… Палач должен встретить смерть на ногах, до конца. Вот так.
В шесть ноль-ноль казарму заполнил привычный треск сигнала побудки, нарушаемый непривычным ещё громоподобным басом Крайчека.
— Подъём! Через двадцать минут всем быть на построении! Форма одежды — облегчённая!
Курсанты, будто выдернутые из коек за невидимые нити, повскакивали и выстроились вдоль прохода. Как только спина Воспитателя скрылась за дверью, казарма пришла в движение.
— Как думаешь, — пробормотал Толя, сплёвывая в раковину, — пострелять дадут?
— Не знаю, — ответил Глеб. — Просраться дадут точно.
Виктор Крайчек мерил шагами плац возле деловито урчащего мотором «Лиса». Наличие стоящего «под парами» автомобиля, рассчитанного вовсе не на три десятка человек, и сваленных в кучу заплечных ранцев рождало в головах курсантов мысли, далёкие от благостных.
— Вчера, если кто помнит, — начал Крайчек, с отвращением разглядывая помятый ХБ отдельных индивидов, — группа осуществляла разминочный, — сделал он выразительное ударение, — забег на шесть кругов по периметру. Сегодня вы покажите, на что способны в действительности. Двадцать километров с десятикилограммовым грузом.
По строю прокатился синхронный вдох, застывший в лёгких и в полноценный вздох трансформироваться так и не посмевший.
— Пойдёте маршрутом номер два. Есть среди вас недоумки, которым он не знаком? — молчание. — Хорошо. Сейчас, — Крайчек взглянул на часы, — шесть двадцать три. В восемь тридцать все должны быть на точке сбора. Опоздавшим лучше сдохнуть по дороге. Разобрать ранцы!
Куча рядом с «Лисом» быстро растворилась, осев на плечах курсантов.
Крайчек занял место справа от водителя и подал сигнал к выдвижению.
Группа с машиной во главе проследовала через ворота внутреннего периметра и, свернув влево, легла на заданный курс.
Любой марш-бросок имеет положительные моменты, особенно заметные, когда подавляющая часть времени проводится в окружении бетона и стали. Глеб не знал точно, где расположена «Зарница». Его вместе с группой прочей семи-восьми летней ребятни доставили сюда два года назад в наглухо закрытом кузове грузовика с безымянного аэродрома. Меньше минуты от трапа до машины, а потом — многочасовая тряска в кромешной темноте, наполненной плачем, стонами, запахом блевотины и мочи, через который пробивался еле уловимый хвойный аромат. Да, что-что, а природа здесь была великолепная. Пологие, переливающиеся волнами холмы и сосны на них, огромные, прямые, словно мачты. Когда дул ветер, пушистые зёлёные кроны раскачивались высоко-высоко и тихо шелестели длинными иголками. Весной холмы покрывались густой сочной травой, делая воздух настолько свежим и упоительно сладким, что хотелось пить его, глотать раскрытым ртом ещё и ещё, пока не ощутишь вкус росы на языке. В начале лета деревья-исполины сочились прозрачной, жёлтой и яркой, как солнце, смолой, наполняя всё вокруг необъяснимо прекрасным, чуть щекочущем ноздри ароматом. Иногда удавалось отковырнуть кусочек этого застывшего света, чтобы потом сунуть за щёку и жевать, наслаждаясь его странным, горьковато-терпким вкусом. Осенью запахи снова изменялись, становились мягче и тише, будто впадающая в полудрёму природа старалась убаюкать и своих беспокойных соседей, подносила палец к устам и говорила: «Тшшшш». А когда вслед за порой безмятежного увядания наступала зима, мир вокруг становился ослепительно белым. В солнечный день невозможно было не щуриться. Мириады кристаликов льда, устилающие всё ровным покрывалом, искрились и сверкали под лазурным небом, а сосны нахлобучивали пушистые шапки. Сейчас только-только вступала в права осень. Сентябрь не успел ещё притушить яркую зелень холмов, а прохладный воздух был чист и прозрачен.
Бежалось легко. Ноги, шурша камнями, несли Глеба по гравийной ленте, которая петляла среди холмов и терялась далеко-далеко, за желтовато-зелёной дымкой леса, а перед глазами, словно метрономы, раскачивались спины товарищей. Справа размеренно сопел Преклов. Они бежал в середине колонны. Удобно. Не мозолишь глаза воспитателю, не нужно задавать темп группе, и позади идущие не дадут расслабиться.
Спустя час мимо проплыл километровый столб с цифрой десять. Первая половина маршрута была пройдена. Группа двигалась ровно, собранно и без видимых осложнений, пока вдруг…
— Поднять темп! — от хвоста к голове колонны промчался «Лис» с орущим в мегафон Крайчеком. — Десять километров за час! Калеки на протезах бегают быстрее! Или вы думаете, что оставшегося времени хватит, чтобы пройти ещё десять километров и полосу препятствий?! Вперёд, вашу мать!
Свежепринятая информация о грядущей полосе препятствий на большинство курсантов произвела эффект удара по голове тяжёлым тупым предметом. Ритмично покачивающиеся «метрономы» пошли вразнобой. Направляющие резко ускорились. Стройная, в три шеренги, колонна быстро утратила чёткость формации и разбрелась хаотичными группками.
— Вы что, инвалиды долбанные, заснули?! А ну бегом! Я лично прослежу, чтобы каждый ублюдок, вздумавший сачкануть, подох в кратчайшие сроки!
Колонна начала растягиваться. Наиболее впечатлительные рванули вперёд и минуты через две оторвались на добрых полсотни метров. Ещё через десять минут подавляющая часть «спринтеров» переместилась ближе к хвосту, израсходовав запас прочности.
— Я сейчас точно сдохну, — пожаловался Преклов, всё с большим трудом удерживающийся за Глебом.
— Дыши, не болтай, — ответил тот, размеренно перебирая ногами по гравию. — Сдохнувших сегодня и без тебя хватит.
Будто желая подтвердить только что озвученную гипотезу, бегущий впереди курсант перешёл на шаг, присел и надрывно проблевался.
— Минус один, — констатировал Глеб.
Командирский «Лис» рыкнул мотором и подскочил к бледному, словно смерть, парнишке.
— Имя! — раздался усиленный мегафоном голос Крайчека.
— Людвиг Штольц, — чуть слышно ответил курсант и снова захрипел, выдавая новую порцию желудочного сока.
— Какого хера ты здесь расселся, Людвиг Штольц?! Встать! Пошёл за группой! Бегом, дерьмо, бегом!
Глеб на секунду обернулся и увидел как Людвиг метрах в ста, шатаясь, поднимается.
— Живее, тварь! Догоняй свою группу! — продолжал орать Крайчек. — Что ты будешь делать на войне, червь навозный?! Как ты поможешь своему подразделению?! Твой отряд уже принял бой! Впереди! Они прижаты огнём! А ты здесь! Сидишь в обнимку с пулемётом и блюёшь, как последний долбаный педераст! Там убивают твоих товарищей! Они умирают из-за тебя, сука поганая! Каждый твой сблёв стоит кому-то жизни! Годы обучения и невъебенная туча потраченных средств идут хуем из-за того, что тебе, ничтожество, приспичило изрыгнуть дерьмо из своих гнилых потрохов! Вперёд, ублюдок! Вперёд!!!
