Ознакомительная версия.
Вообще-то, насколько мне было известно, эти парни приехали в Россию на заработки и поначалу честно горбатились каменщиками, малярами, штукатурами или попросту разнорабочими. Однако быстро сообразили, что самоотверженный труд на благо доброго дядюшки-нанимателя не только не обогащает, но, вопреки расхожим тезисам, ничуть не облагораживает и не делает свободным. Ребятам несказанно повезло – замом начальника местного УВД непонятно каким чудесным образом стал подполковник Исмаилов. Не случись такового, им, по всей видимости, до конца своей жизни пришлось бы честно трудиться на различных стройплощадках необъятной России. Так или иначе, бывший житель благодатного Андижана Асланбек Исмаилов, покинув беспокойный Узбекистан, сумел удачно пристроиться на весьма доходную (если подойти к этому вопросу с умом) должность. А вскоре на местном криминальном горизонте замаячил Махтум – то ли родственник подполковника, то ли хороший знакомый.
Азиаты благоразумно до поры до времени не совали нос в традиционные сферы бандитских интересов. Они сделали то, что не могло прийти в голову самому отъявленному криминальному таланту из местных – обложили данью всех нищих города Нелюбинска. Это на первый взгляд может показаться, что в двухсоттысячном областном городишке, довольно благополучном из-за своей близости к богатой столице, не наберется и сотни маргиналов. Бред и полная чушь. Всякого рода алкашей, лиц без определенного места жительства, пенсионеров, еле-еле сводящих концы с концами, малолетних беспризорников здесь предостаточно, чтобы развернуться знающему человеку.
Под прикрытием вышеозначенного подполковника банда Махтума очень быстро взяла под контроль нишу, которую ранее никому и в голову не приходило контролировать – все-таки не Москва, где попрошайничество является весьма прибыльным делом. Теперь, вне зависимости от пола, социального статуса и прочих объективных и субъективных факторов, каждый собиратель бутылок и алюминиевых банок или привокзальный попрошайка был обязан ежемесячно выплачивать Махтуму по две тысячи рублей. Тех, кто не желал или попросту не мог заплатить, азиаты-прагматики жестоко избивали, чаще всего прямо на глазах у своих подопечных – чтоб другим неповадно было. Поговаривают, особо упертых даже убивали. Свидетелей убийств, конечно же, не было, но с некоторых пор, исчезновение всякого бомжа расценивалось как месть бандитов Махтума.
Меня, как я уже упоминал, также неоднократно пытались наставить на путь истинный, но до сих пор крепко в оборот не брали – пару-тройку раз присылали парламентеров, однажды даже предложили влиться в их сплоченные ряды. Но я с негодованием отверг все наглые притязания, как на мои деньги, так и на мою личную свободу. К особо рьяным или непонятливым переговорщикам приходилось применять специальные методы педагогического воздействия. С предводителем банды до сих пор лично знаком не был, хотя и видел его несколько раз издалека. По большому счету я понимал, что эти парни в покое меня не оставят, поскольку вопиющее неподчинение какого-то ущербного калеки серьезно дискредитирует их банду в глазах «общественности» и вызывает брожение определенного рода в умах вынужденных данников. Поэтому с наступлением настоящего тепла я собирался скрепя сердце покинуть этот чудный городишко, ставший для меня за прошедшие полтора десятилетия практически родным. Подумывал перебраться в Москву – там для предприимчивого и непьющего, по большому счету, человека, прошедшего к тому же суровую школу выживания, непременно отыщется широчайшее поле деятельности.
Впрочем, по мере того, как банда Махтума брала меня в кольцо, перспектива слинять на столичные хлеба становилась для меня все более и более призрачной. Чтобы не допустить полного окружения, я начал постепенно отступать обратно к пункту приема стеклотары. Мои шансы удрать от этих молодцов, по вполне понятным причинам, были невелики, точнее, никакие, я рассчитывал прижаться спиной к какому-нибудь строению или забору и отбиваться всеми доступными средствами. Вряд ли они станут прилюдно убивать калеку, но могут потихоньку оглушить со всеми вытекающими последствиями, тем более что в руках Султана или Салтана, злющего, как нелюбимая ханум какого-нибудь падишаха, я заприметил обмотанную каким-то тряпьем бейсбольную биту. Парнишка явно намеревался взять реванш за разбитый в кровь нос и основательно выпачканную в дорожной грязи одежонку. Хамид также пытается максимально сократить дистанцию – реабилитируется перед своим бакши[2] за позорно проваленное задание.
– Э, Шатюн, куда убигаищь?! – продолжал уламывать меня Махтум. – Айда к мине в гости, брат! Плов-млов, водку випем, поболтаем туда-сюда…
Тем временем моя спина уперлась в дощатую твердь забора, огораживающего владения Мармелады Шнобс. Далее отступать было некуда, да я и не собирался этого делать. Сыны солнечных просторов Средней Азии, хоть и были настроены весьма решительно, но до меня этим сосункам было, как до звезд. Вот сейчас они считают, что крепко взяли Шатуна в оборот, прижав к стеночке. На самом деле, мне было бы значительно дискомфортнее, если бы меня окружили со всех сторон. Однако пора начинать действовать, пока их военачальник соловьем заливается, пытаясь прельстить меня своими национальными лакомствами и халявной выпивкой.
Я не стал вступать в дискуссию полемического свойства по поводу достоинств и недостатков среднеазиатской кухни. Едва моя спина почувствовала придающую уверенность твердость деревянных досок, я приступил к активным действиям. Несмотря на отсутствие былой спортивной формы (чай мне не двадцать пять, а далеко за сорок), мой резкий хук в челюсть мгновенно вырубил самоуверенного атамана. Его нукеры, не ожидавшие от инвалида такой борзости и прыти, замерли в недоумении. Следующий удар ортопедическим копытом в коленную чашечку заработал Хамид и тут же нарвался лицом на второй мой протез – теперь уже руки. Характерный хруст возвестил о том, что кое у кого в данный момент серьезно пострадала хрящевая часть носовой перегородки. Ничего, этот парень всё одно не отличался выдающимся рубильником, так что от него не особенно-то и убыло.
Однако на этом моя удача закончилась. Пока я занимался Хамидом, другому обиженному мной узкоглазому парню, к тому же вооруженному увесистой битой, удалось подкрасться незаметно сбоку. Как результат на мою многострадальную голову обрушился удар такой силы, что из глаз (здорового и, как ни странно, потерянного мной двадцать лет назад) брызнули мощные снопы искр. Затем в глазах потемнело, но, вопреки своим самым худшим опасениям, я не впал в бессознательное состояние. Произошло нечто странное, не поддающееся никакому логическому объяснению.
Ознакомительная версия.
