— Осмелюсь заметить, — сказал Инь Инь, — что не считаю идею хорошей. Подумал, командир, сколько подразделений объявят войну «Лунинграду», после того, как получат от нас атомный подарок?
— Во-первых, будем предупреждать: дескать, просим прощения, сэры, ничего личного, всего лишь бизнес, оказание платных услуг вашему противнику. Во-вторых, не думаю, что накрытая ядерным ударом жертва будет способна на серьёзный ответ. В-третьих, будем предлагать в комплекте с услугой дезактивационные средства, чтобы заказчик мог тут же захватить подвергшуюся атомной атаке цель и вычистить её. Естественно, добив выживших. Так что вряд ли вообще уцелеет хоть кто-то из возмущённых моим циничным вероломством жертв.
Инь Инь молча постукивал пальцем по столу. В душе я был горд тем, что озадачил диверсанта.
— Ты читал Сунь-цзы? — спросил он после паузы.
— В русском переводе, разумеется, — поддразнил я Инь Иня, повторив его же слова. Тот от души рассмеялся.
— Если поручишь, командир, — сказал разведчик, — начну переговоры с соотечественниками. Расскажу о тебе. Думаю, многие, если не все, признают капитана Лун Ина своим другом. А это, поверь, стоит очень дорого. Куда выше делового сотрудничества.
— Не поверишь, — ответил я с такой же доверительностью, — как бы мне этого хотелось.
2Я позволил себе расслабиться и почесать спинку капибары в зоопарке. На тридцатой секунде почёсывания зверь блаженно закрыл глаза и, не выпуская морковь изо рта, рухнул на травку. Причём рассчитал падение так, чтобы зона почёсывания не уменьшилась.
— Здравия желаю, товарищ капитан.
— Людмила, не пугай. Откуда официальность и похоронные интонации?
— Так вы же меня сейчас убьёте, вот и интонации…
Вот тебе и отдохнул-расслабился. Я перестал скрести морскую свинку-переростка. Капибара разочарованно вздохнула, поднялась и поплелась к ванне.
— С этого момента подробнее, — потребовал я.
— Вы же знаете, Всеслглебч, как я к вам отношусь…
— Куда собралась?
— Уже знаете?!
— Ничего не знаю. Только смутно догадываюсь.
— Ну да… в общем… генерал пригласил… и… это…
— Не мямлить, старший сержант Люда! Во-первых, генерал-майор предложил тебе какую-то должность в его штабе, так? И она показалась тебе интересной, да?
— Да… в смысле – так точно…
— Во-вторых, сам генерал тебе ещё больше интересен, а?
— Ой…
— Ну, «ой» или там не «ой» – дальше видно будет. «Когда с солдатом разговаривают, он должен встать и покраснеть», говаривал мой старшина. Вольно, садись и прекращай полыхать румянцем. И что тут ответить? Ты вполне взрослый человек, самая серьёзная умница из интернов. Скажу честно, отпускать тебя жалко и тревожно. Но выбор сделан. От всей души желаю удачи.
— Всеслглебч, вот как благодарность высказать?! Слов таких нет! Вы мне подарили здесь в игре зрение. Это… это… это – всё! Я стала зарабатывать на оплату содержания в интернате, теперь меня оставляют.
— Прости, перебью – а как же теперь с заработками?
— Генерал сказал, что будет наводить на появляющиеся в игре клады с дорогой битой техникой, ну и там всякие другие плюшки, так что в накладе не останусь. А половина всего, что починю и продам – по-прежнему ваша.
— Не болтай глупостей, пока не рассердила.
— Не буду. Моржова выдрессировала, оставлю ему ангар и машину, так что работать будет не хуже меня, а хорошего помощника ему сами подыщете.
— Ещё бы Хрюну голову твою приставить… — мечтательно вздохнул я. — Эх!
— На базу, если позволите, буду часто заглядывать, писать и по рации связываться – ежедневно.
— Надеюсь, что не забудешь.
— Спасибо!
Когда я грустно смотрел, как Людмила убегает к своему ангару, Надины ладони легли мне сзади на плечи.
— Уходит? — спросила она.
— Ушла, — ответил я.
— Следовало ожидать.
— Ждал.
— Ожидаются гости, — сказала, помолчав, Надя.
— Вот как? Кто?
— Помнишь Анютку? Ну, Лизаветину внучку из Сидорово?
— Говорливую? Ещё бы!
— Она просила разрешения приехать с другими ребятами, погулять по зверинцу, погладить зверей. Я послала за ними крытый грузовик с отделением охраны, вот-вот будут.
— Молодец, — сказал я искренне. — Угости малышню какими-нибудь пряниками. Проследи только, чтобы Анюта медведя не заболтала до инфаркта. А я пойду в ангар кое с кем побеседую по рации.
«Кое-кем» был Сергей Росомашко, тот самый, что полтора года назад отказался вступить в «лунинградский» гарнизон. Вчера он прислал короткое письмецо с просьбой о разговоре.
— Рад слышать, — сказал я, обменявшись с ним приветствиями. — Как дела?
— Как сказать… — Сергей замялся. — В общем, по-разному.
Оказалось, что он вырос до младшего сержанта. Командует танком Т-34(85) под названием «Стенька Разин» с экипажем их трёх неписей. Ни к какому отряду не прибился. Его ангар, естественно, также названный в честь знаменитого разбойника, стоит в глухом закутке тундры в локации № 2. Всё это время промышлял грабежом караванов, драками с такими же одиночками, поиском кладов. В последний месяц его занесли в чёрные списки практически все обитатели приполярного пояса.
— С кем умудрился поцапаться? — с неподдельным любопытством спросил я.
— С американцами, англичанами, австралийцами… — послушно начал Сергей.
— Стоп! Переходи к последней букве алфавита.
— …и с японцами, — послушно закончил Росомашко.
— Замечательно. Ну, хоть кого-то не обозлил? Может, случайно забыл кому-нибудь напакостить?
— Не, ну чего так сразу… Много раз ночевал и ремонтировался у атамана Мыкыты Лютого в Первом Анархическом батальоне имени батьки Махно. Там ребята неплохие, понимающие. Только очень уж занудливые, всё время воспитывали, попрекали этими… индивидуализмом и стихийными инстинктами…
— Анархисты?! — взвыл я от восторга. — Занудливые? Попрекали? Сергей, ты – гений! Достать махновцев свободолюбием – это… это… А как с китайцами и русскими?
— Никак, — вздохнул Росомашко. — Их тут почти нет.
— Слава Беллоне,[22] — вздохнул я, — значит, не всё потеряно.
— Кому-кому?
— Не важно. Так чувствую, что ты созрел для службы под началом капитана Лунина?
— Созрел.
— Тогда напоминаю условия.
— Мне Люда подробно рассказывала.
— Повторение – мать учения. Повторяю. Можешь продать свои вещи, деньги оставить себе. На базе «Лунинград-3» получишь «Тигр-2» и ангар в пользование. Да-да, ты правильно услышал, «тигр второй» с хромовой бронёй, отставить восторженное мычание. Каковое пользование танком и ангаром может быть вечным, если не нарушишь пять основополагающих правил. Загибай пальцы. Раз – начальник на базе один и это я. Два – начальник всегда прав. Три – если я неправ, смотри пункт два. Четыре – командир знает всё, докладывать будешь о каждой мелочи. Пять – никогда и ни под каким видом не причинишь обиды ни одному из местных обывателей-неписей, наоборот будешь всячески поднимать среди них репутацию «Лунинграда». Принимаешь?
