— Интересно, что с ним такое случилось?
— Я… ну… не все смогла проконтролировать — пришлось ответить на другой звонок. Но когда я вернулась, Лискеард говорил что-то такое вроде «тела, одни сплошные тела». Не знаю, наверное, он просто сломался. Интересно, — задумчиво сказала Ашант. — Я не слышала, чтобы Ангара называл его трусом или что-нибудь в таком духе.
— Да, интересно, — ответил Ньянгу. — Пойду, перекушу, вернусь попозже.
Он пошел обратно по коридору, гадая, что сломало Лискеарда и у всех ли есть такая точка, где они ломаются. Ньянгу подумал о людях, которых он видел после боя, дрожащих, плачущих или просто глядящих в никуда. У некоторых дело было в чем-то ужасном — кровавой смерти товарища, чуть не наступившей собственной гибели. А у других — ни в чем. Во всяком случае, ни в чем, что было бы понятно другим. Некоторые приходили в себя через несколько минут или после пребывания в больнице. А другие так и не возвращались в Корпус.
Ньянгу надеялся, что с ним такое никогда не случится. Уж лучше смерть. Так ему пока казалось.
— Вы все члены клана Твема? — спросил Джон Хедли.
В комнате было восемнадцать мусфиев, все в оружейных поясах. Они стояли в традиционном для мусфиев боевом строю в виде перевернутого V. Тот, что был в центре, сказал, что его зовут Рлет и он среди пришедших самый опытный летчик. Акцент у него был кошмарный, но на всеобщем языке он, по его собственным словам, говорил лучше остальных.
— Большинс-с-ство из нас-с-с ис-с-с клана Твема, — сказал Рлет. — Но кое-кто ис-с-с других кланов ус-с-слышал о с-с-смерти Твема и решил отомс-с-стить. Или поис-с-скать, как это у вас-с-с называетс-с-ся дейс-с-ствие, от которого ихор течет быс-с-стрее и вс-с-се вокруг кажетс-с-ся ярче и интерес-с-снее.
— Возбуждение, — Хедли сам чуть не добавил парочку лишних «с».
— Именно. В наших с-с-секторах мало таких с-с-событий. Поэтому мы хотим завербоватьс-с-ся.
— И у всех вас есть опыт на «аксае»?
— У вс-с-сех. У нас-с-с у вс-с-сех квалификация экс-с-сперта или с-с-старшего пилота.
— Черт, так бы всех вас и расцеловал, — сказал Хедли. — Погодите, сейчас вызову Аликхана, а то ему уже одиноко становилось. И добро пожаловать в Корпус. Присягу принесете, как только командующий освободится.
— Прис-с-сягу?
— Это у нас такой обычай, прежде чем раздавать «аксаи» налево и направо.
— Штаб Корпуса, — деловито произнес Гарвин, отвечая на звонок. — Это хаут Янсма.
— Доброе утро, сэр. Это вроде как неофициальный звонок, сэр.
Он узнал Дарод Монтагну.
— Ну… хорошо, альт. Кстати, поздравляю с производством в офицеры. Я прочитал об этом в общем приказе, но так и не собрался позвонить. Извини, но у нас тут настоящий бардак. С меня выпивка. Скорее всего, в офицерском клубе — вряд ли у меня найдется время куда-нибудь идти. — Гарвин решил, что он несет ерунду. — Чем могу помочь?
— Я затем и позвонила, сэр. Вы уже помогли. С тех самых пор, как мы отправились на Куру, со мной много всего произошло… много хорошего. Я вас хотела поблагодарить за то, что дали мне шанс.
— Да я ничего не сделал.
— Всего только не дал мне погибнуть.
— А может, это ты не дала мне погибнуть, — улыбнулся Гарвин. — Работа командой действует в обе стороны.
Дарод улыбнулась ему в ответ:
— Как-то даже странно называть вас «сэр», а не «Гарвин» или «босс», раз вы теперь не в PP.
Гарвину хотелось сказать, что она может называть его как хочет, но он вовремя остановился.
— Все меняется, — ответил он.
— Да, и сейчас, и потом еще будут перемены. Извините, что отняла у вас время, сэр. Но еще раз спасибо за все, что вы сделали.
— Не за что… Дарод.
Она снова улыбнулась:
— Да, и еще… Гарвин. Не так уж я и пьяна была.
Сигнал прервался.
«Очень не по правилам, — подумал Гарвин. — Наверное, мне бы стоило попросить Лир накрутить ей хвост. И жизнь мне это усложняет. Так почему я совсем не против?»
«Вечеринка Язифи» осталась в истории Корпуса и Камбры. Язифь никому не сказала, сколько это стоило, и оценки расходились от миллиона до трех миллионов кредитов.
Пришли «всего лишь» сорок семь сотен членов Корпуса. Остальные были в космосе, на других планетах Камбры или входили в объявленную Ангарой четверть личного состава, которая всегда должна быть на службе. У некоторых не было настроения или они предпочитали проводить время по-другому. Конечно, когда прошло время и вечеринка вошла в легенду, никто, кто когда-то служил в Корпусе, не стал бы признаваться, что не был там.
Язифь очистила одно из полей своей компании, величиной в квадратный километр. В каждом углу сидел носом кверху истребитель келли-класса. Между ними, покрывая поле, висела цельная на вид ткань-паутинка, придерживаемая маленькими антигравами. На самом деле это были скрепленные между собой волокнистые фильтровочные полотна из шахт.
В середине поля стояли «аксай», «велв», «винт», «грирсон» и «жуков». Улыбающиеся солдаты предлагали гражданским экскурсию по кораблям. Товарищи-солдаты сочувствовали, что им приходится работать, пока одна страйкер не помахала листком бумаги.
— Ага, работа, — фыркнула она. — У меня теперь телефонов парней хватит до следующего тысячелетия.
Исполнялась популярная симфония Сейя, и музыка доносилась к слушателям через окружавшие площадку огромные громкоговорители. Транспортники привозили солдат из лагеря Махан и других постов на планете, и они выходили на поле прямо в парадной форме. Приглашенные гражданские — временами казалось, что Язифь, как и ее отец, созвала всю планету — парковали свои подъемники и лимузины и, блистая своими лучшими нарядами — вечерними или просто, — входили и сливались с толпой.
Послали приглашение даже Лою Куоро. Он решил, было, проигнорировать его, но потом понял, что это будет выглядеть глупо, и скрепя зубы пробыл полчаса. «Матин» дала репортаж, но не поместила его в основные новости.
Столы были переполнены едой, повсюду предлагались напитки. Никто не ушел голодным или вполне трезвым.
Ньянгу Иоситаро помог Маев Стиофан выйти из подъемника, а Джон Хедли в это время отключил двигатель и поспешил открыть другую дверь Энн Хейзер. Все четверо с минуту постояли, оглядывая обстановку.
В ночи огнями весь Брюссель сиял,
— внезапно процитировал Ньянгу:
Красивейшие женщины столицы
И рыцари стеклись на шумный бал.
Сверкают смехом праздничные лица.[3]
Остальные трое посмотрели на него в изумлении.
