Ознакомительная версия.
– Мария была моей кухаркой… Однажды что-то случилось, и ее преданность стала… не совсем преданностью.
Она встает, проходит мимо.
Салим с трудом сдерживает себя. Всем существом рвется к ней, обнять, но…
– Она влюбилась в вас? – звук ее голоса. – Нашла в кого!
– Я и говорю: глупо, – он становится противен сам себе. Циник.
– Дура, дура, дура! Она просила передать…
Елена не находит себе места. Мечется из угла в угол.
– Что именно? – он начинает подниматься. – Что она просила?
– А вы не знаете?!
– Нет.
Елена останавливается, поворачивает к нему разгоряченное лицо. Блеск глаз…
– Она любит вас! Дура, дура, дура!
– Не надо, – говорит он. Елена делает шаг и толкает его. Падая в кресло, Салим с удивлением понимает, что вместе с ним падает и она, а его руки… ее губы…
Сад. Придавленные свинцовым небом яблони, тяжелая листва темно-серого оттенка, скамьи, занятые скучающими горожанами. Пустота в глазах людей. Усталость.
Из-под ветвей навстречу Салиму выходит человек.
– Господин, – склоняет голову он.
– Здравствуй, Голос. Какими судьбами? Я думал, ты в княжестве…
Голос печально улыбается.
– Нет, господин. После смерти князя там некому предложить свою верность. Наследников одолевает жадность, не удивлюсь, если в скором времени княжество запылает огнем.
Салим молчит.
– Вы знаете, кто убил князя?
– Хочу ли я знать… как думаешь? – предчувствие ознобом отзывается в затылке. – Хочу.
– Вы искали, я знаю, – говорит Голос. – Но искали – не там.
– Что значит, не там?
– Вы искали среди врагов князя… но убийца ненавидел не князя, а вас. Именно вас. Слепо и разрушительно.
Ноющий затылок. Понимание.
«Не верю, не хочу верить».
– Боже, как я был глуп… как мог не заметить…
– Все мы совершаем ошибки.
– Это плохое оправдание, – Салим трет бровь, надавив так, что белеют кончики пальцев.
– Почему?
– Потому что оправдывает все.
– Салим! Опаздываешь! – мальчишеские губы кривятся в улыбке, которую тот, скорее всего, считает надменной. Салим же видит в ней и боль, и затаенный страх.
Нож серой стали. Дрожащее лезвие отплясывает в двух дюймах от горла Елены.
– Карл, – начинает Салим. Замолкает. Глаза Елены – мой, ты мой, ты спасешь, ты можешь, ты все можешь…
– Любезный регент, – насмешливо вторит молодой герцог. Руки дрожат, а вот голос – нет. – Дорогой и незаменимый. И, как ни странно, честный. Оплот. Чье слово камень, чья жизнь… Ты и меня предашь?
Глаза Елены. Ты – мой.
Я – твой, шепчет он и делает шаг вперед.
– Стой! – голос уже не слушается Карла. – Или она умрет!
– Карл, остановись. Ты совершаешь ошибку.
– Нет, это ты совершаешь ошибку! Салим как там тебя… Селим… Я все знаю о тебе!
– Карл!
– Для тебя я герцог!
– Да, мой господин.
– Салим, Салим… – жуткая улыбка. – Я ведь верил тебе. Мой брат верил, мой отец верил, твой любимый князь – черт его возьми – тоже верил!
– Поэтому ты убил его?
– Знаешь? А знаешь ли, Салим, что значит быть слабым? Когда родной брат считает тебя тряпкой?!
– Неправда! – крикнула Елена, рванулась. – Вальмир не мог…
Кончик лезвия ткнулся ей под подбородок, отпрянул. Вдогонку понеслись капли. Темные, почти черные…
Мир словно взорвался.
– Знаешь ли ты, как это – все понимать, и идти наперекор себе? По десять раз менять решение, с ужасом ожидая, кто следующий придет тебя убеждать – и ведь убедит! Чувствовать бессилие и ненавидеть себя? Понимать, что твои слова – не больше, чем пустой звук, а окончательное решение все равно за другим?
То, что я узнал, на многое открыло мне глаза! Отъявленный лжец и предатель становится воплощением чести? Что ж… я тоже могу. Стать сильным? Почему бы и нет?
Карл в упор смотрит на Салима. Глаза горят странной, нечеловеческой решимостью.
– Однажды я сказал себе – больше я не буду отступать. Никогда. Моя сила, Салим, стоит твоей чести…
Капли… красные капли, бледная кожа с каплями пота, запятнанная рубашка. Синева стали.
Салим делает шаг вперед.
– Мой гос… отпусти ее, Карл.
А глаза Елены светло-золотистые, словно свежий мед. Ты – мой.
– Кто она тебе, Салим? Скажи, я знаю, ты не можешь лгать – я вот хочу отступить и – не могу.
– Карл…
– Похоже, мне придется убить ее, Салим, и попытаться убить тебя. Кто она?
– Елена носит ребенка твоего брата.
Карл смеется. Надрывно и страшно.
– Салим, Салим… Если уж я узнал правду о тебе, неужели ее судьба осталась для меня тайной? Вопрос в другом: кто она ТЕБЕ?
Вопрос в глазах Елены.
– Ты знаешь.
– Черт возьми, – Карл устало опускает плечи. – Знаю. Как я тебе завидую, Салим, кто бы…
Герцог внезапно выгибается дугой, глаза стекленеют, руки теряют оружие… Вскрикивает Елена, отскакивает в сторону. Окровавленная рубашка.
Карл беззвучно валится вперед. В спине – загнанный по рукоять стилет. Позади герцога – рослая и широкоплечая фигура.
Салим прыгает и ловит Елену у самого пола.
– Я его по-нашему, по-простому, – говорит Голос, наклоняясь и выдергивая нож из тела. – В печень. И кричать не может, и руками дергать… Вот так.
Сад. Взметаются в небо яблони, зеленой волной накрывая скамьи, горожан, сидящих на скамьях, стайки детей, играющих в прятки – солнце над всем этим и июльская дневная неспешность. Зной.
– Вы с ним очень похожи. Ты и Вальмир. – звук ее голоса утоляет жажду лучше, чем родниковая вода. – Та же честь, несгибаемое достоинство, то же упрямство…
Смешок. Салим чувствует, как нежные пальцы перебирают его волосы, теребят ухо, проводят по виску.
– У-у… Медвежонок наш совсем седой!
– Я не медвежонок, – с притворной обидой говорит он. – И не седой. Я светло-русый.
Елена смеется, дергает его за ухо.
– Ага! Упрямый, – она вздыхает, пристраивается у него на плече. – Оба вы упрямые. Скажи, он всегда был такой?
– Упрямый? Всегда.
– Да нет же! Ты никогда не чувствовал в нем… некую хрупкость?
Он задумывается.
– Нет… и да. Но это не было слабостью.
Мимо пробегают двое пацанов, крича и размахивая руками. Охрана – неприметные молодцы в серых плащах – провожает их взглядами.
– Глупые вы, мужчины. Все меряете с петушиного насеста. Сильный, слабый… Не это главное. Хрупкость – это когда человека не может сломать никто, кроме него самого… Что с тобой?
Усилием воли он разжимает ладонь, отпускает фибулу. На ладони – четкий отпечаток: круг с ясно различимой ломаной линией посередине. С одной стороны линия заканчивается подобием острия…
– Первое слово дороже второго! – звучит вдалеке детский голос.
– Салим? Что это?
– Память о брате. Мертвом брате.
Ознакомительная версия.
