А что касается его и Ожье – ну, это смешно. С чего вообще такой мысли лезть в голову? Просто совместная работа. По расследованию. Ничего личного.
Что c того, что Верити нравится ему? Она красивая, умная, находчивая, интересная (хотя как же, скажите на милость, может быть неинтересной молодая шпионка?), но ведь любой мужчина сказал бы о ней то же самое. Почувствовать симпатию к ней слишком уж легко. Не нужно приглядываться, чтобы увидеть хорошее под поверхностными недостатками, потому что их нет. Разве что манера вести себя с ним, как будто ему не только нельзя знать правду, но он просто не сможет ее понять и принять. Это неприятно. Но интригует еще больше. Ожье – загадка. Так и хочется докопаться до сути. Обнажить, так сказать, истину…
Когда она наконец заснула снова, Флойд долго лежал на нижней койке и смотрел вверх, представляя ее тело, укрытое простыней, и слушая ее дыхание. Интересно, что ей снится сейчас? Он не запал на нее, это точно. Но на такую девушку очень легко запасть. Если позволить себе, конечно.
А если и запасть – что с того? Наверное, мужчины наподобие Венделла Флойда так и валятся к ее ногам, точно осенние листья. Она уже привыкла к хрусту под ногами. С какой стати сногсшибательной Верити Ожье интересоваться потасканным ничтожеством? Неиграющим джазменом, сыщиком, почти неспособным на сыск.
Если бы он не придержал ту открытку, Верити не позволила бы ехать с ней вместе в Берлин.
Поэтому, может, он не такой уж глупец.
– Венделл? – спросила она.
– Что?
– В чем дело?
Он обнаружил, что стоит у окна и смотрит наружу уже минут пять. Напротив, на другой стороне Курфюрстендам, несколько рабочих собирали из стальных штамповок высокий памятник первому восхождению на Эверест. Молодой русский летчик был изображен стоящим на вершине, рука в перчатке поднята – то ли салютуя пролетающему самолету, то ли дерзко бросая вызов потесненному людьми, забытому богу.
– Да вспомнилось кое-что.
Ожье сидела на кровати, сбросив туфли и заложив ногу за ногу, и листала телефонную книгу.
– Твой предыдущий визит сюда?
– Ну да.
– Прости, если я осложнила твои отношения с…
Она замолчала, переписывая найденный номер на лист с гербом отеля.
– Гретой, – договорил за нее Флойд. – Нет, ты ничего не осложнила. Я уверен, она понимает, что к чему.
Ожье посмотрела на него, заложив пальцем страницу, рассеянно прихватив губами шальной локон.
– И что к чему?
– Мы с тобой здесь по делам, и только. И ты даже не хотела, чтобы я сопровождал тебя.
– И она нисколько не ревнует?
– С какой стати?
– Именно. Никаких причин для ревности.
– Мы двое взрослых, ответственных людей, и у нас общее дело в Берлине.
– Ради экономии снявшие один номер на двоих.
– Именно. – Флойд улыбнулся. – Значит, это мы уяснили, и теперь…
– Все замечательно, – подтвердила она и снова уткнулась в телефонную книгу, лизнув палец, чтобы лучше листались тонкие страницы.
– Мне следовало найти другую гостиницу, – заметил Флойд.
– Что?
– Да нет, ничего.
Он повернулся к кровати, и его взгляд чуть задержался на обтянутых чулками щиколотках Ожье. Не самые длинные ноги из виденных им в жизни и не самые изящные, но далеко не самые худшие.
– Флойд? – проговорила она, заметив его взгляд, и он смущенно отвернулся.
– Этот номер что-нибудь дал? – спросил он.
Она уже звонила несколько раз, но он не слушал, глядя в окно. Каждый раз требовалось, чтобы на нужный номер переключали с отельного коммутатора, поэтому Ожье говорила довольно много. Зачаточный немецкий Флойда не позволял понять ее речь хотя бы в общих чертах, так что не имело смысла прислушиваться.
– Ничего, – ответила она. – Я уже пыталась звонить по нему из Парижа и подумала, что проблема с международным соединением.
– Я тоже пробовал и не смог пробиться. Оператор сказал: такое впечатление, будто обрезана линия. Как может столь большая фирма не платить за телефон? Или не нанять работника, чтобы отвечал на звонки?
Ожье позвонила снова. Она говорила на очень хорошем немецком, – по крайней мере, так казалось Флойду.
– Ничего, – сообщила она, закончив. – Линия мертвая. Даже нет сигнала с другого конца. – Она провела ладонью по письму от «Каспар металз», разглаживая складки. – Может, все-таки номер не тот?
– Какой смысл печатать не тот номер на шапке официального письма?
– Не знаю. Может, изменился номер, но осталось много старой бумаги, и рассылающий письма человек использовал ту, к которой привык за много лет.
– Ты проверила раздел предприятий и организаций?
– Там значится этот же номер. Но справочник выглядит старым. Даже не знаю, что теперь делать. В письме есть адрес, но это общий адрес, для корреспонденции, направляемой всей фабрике. Он вряд ли полезен нам. По нему даже нельзя понять, где эта фабрика находится.
– Подожди-ка. Может, нам вовсе не нужно искать контакты с самой фирмой. Достаточно найти человека, пославшего письмо. И поговорить с ним.
– Герр Г. Альтфельд, – прочитала Ожье. – Но ведь он может жить где угодно. И не значиться в телефонной книге.
– А может и значиться. Почему бы не проверить?
Ожье нашла раздел личных телефонов Берлина и вручила Флойду толстую, затертую, изрядно разлохмаченную книгу.
– Ага, вот, – сказал он, полистав. – Много Альтфельдов. Три десятка. Но не так уж много с именем на «Г».
– Мы не знаем, относится ли это «Г» к имени.
– Проверим. Если не выгорит, возьмемся за других Альтфельдов.
– Это займет целую вечность.
– Нет. Это самая обычная работа. Я так добываю хлеб с маслом. Подай-ка ручку, я составлю список самых вероятных кандидатов. А ты пока не закажешь ли кофе? Думаю, утро у нас будет хлопотным.
Ожье поняла, что попала в точку, как только герр Альтфельд ответил. Его властный педантичный голос – похожий на голос типичного директора школы – сразу подтвердил подозрения.
– Альтфельд слушает!
– Герр Альтфельд, я прошу прощения за то, что отнимаю ваше время, а также за мой скверный немецкий. Я пытаюсь отыскать герра Альтфельда, работающего на «Каспар металз»…
Больше Ожье ничего сказать не успела – на другом конце положили трубку.
– Что случилось? – спросил Флойд.
– Похоже, нашли. Слишком уж резко он отключился.
– Попробуй снова. Судя по моему опыту, люди рано или поздно отвечают на звонки.
Она снова позвонила на отельный коммутатор, подождала соединения.
– Герр Альтфельд, я должна спросить…
Связь опять оборвалась. На третий раз никто не поднял трубку. Ожье представила, как звонок разносится по ухоженной гостиной, как дребезжит телефон на столике под репродукцией известной картины – быть может, Моне или Пикассо. Верити упорно ждала. Наконец ее терпение было вознаграждено – трубку сняли.
– Герр Альтфельд, пожалуйста, выслушайте меня!
– Мне нечего сказать вам.
– Прошу вас! Я знаю, вы говорили со Сьюзен Уайт. Я ее сестра Верити Ожье.
Трубка молчала. Казалось, собеседник вот-вот повесит ее. Но не повесил.
– Фройляйн Уайт не потрудилась соблюсти договоренность, – сообщил он.
– Это потому, что ее убили.
– Убили?! – изумленно повторил герр Альтфельд.
– Вот поэтому вы с ней и не встретились. Я приехала в Берлин с частным детективом, – сказала Ожье, следуя совету Флойда говорить как можно больше правды.
Правда на удивление эффективна при общении.
– Мы думаем, что Сьюзен убили из-за чего-то связанного с «Каспар металз».
– Повторяю, мне нечего сказать вам.
– Но вы были так любезны, что согласились встретиться с моей сестрой. Герр Альтфельд, не окажете ли вы и нам такую же любезность? Мы не отнимем у вас много времени. Обещаю: после этого разговора мы никогда не попытаемся связаться с вами.
– Ситуация изменилась. Было ошибкой с моей стороны разговаривать с фройляйн Уайт. Будет еще большей ошибкой разговаривать с вами.
– Но почему? Кто-то давит на вас?
– Давит? – Он невесело рассмеялся. – Нет, сейчас уже никто не давит. Спасибо за это щедрому выходному пособию.
– Значит, вы больше не работаете на «Каспар металз»?
– Никто не работает. Фабрика сгорела.
– Послушайте, майн герр, я думаю, нам будет очень полезно переговорить – в любом месте, по вашему выбору. Хотя бы пять минут…
– Извините, нет. – И герр Альтфельд повесил трубку.
– Жаль, – произнесла Ожье, потирая лоб. – А я уже думала, что наметился прогресс. Он серьезно решил не разговаривать с нами.
– Не стоит останавливаться на этом, – посоветовал Флойд.
– Позвонить ему снова?
– Скорее всего, он не станет разговаривать. Но это не важно. Мы теперь знаем, где он живет.
Черный рокочущий «дюзенберг» остановился в конце густо обсаженной аллеи в Веддинге, в пяти километрах от центра Берлина. В длинной шеренге дешевых домов жили рабочие и служащие окрестных фабрик. Больше всего здешнего народа трудилось на заводе локомотивов «Борсиг», но неподалеку была фабрика «Сименс» и целая вереница других производств, включая, по-видимому, и «Каспар металз».
