пена, она была не более чем колеблющейся водой.
Вот только она застыла на месте.
Я взмахнул рукой, срывая гребень волны. И рассмеялся, когда он вновь возник на прежнем месте.
Вот так я выгляжу со стороны, когда умираю и возрождаюсь…
Предчувствие опасности нахлынуло на меня — резкое и неотвратимое.
Получилось! Всё-таки получилось!
— Никита.
Я развернулся в воде. И посмотрел на Слаживающую.
Она стояла на поверхности океана, босая, в длинном, до лодыжек, белом платье. И смотрела на меня сверху вниз.
— Привет, Слаживающая, — сказал я. — Рад встрече.
Она молчала, изучая меня, будто заговорившую плесень.
— На нашей планете по воде ходят лишь святые, — сказал я. — И боги.
— Богов нет, есть только я, — сообщила Слаживающая и присела на корточки. Края платья упали в неподвижную воду и самым обыкновенным образом намокли. — Ты хотел меня заинтриговать, взорвав бот?
— Не без этого.
— Не получилось, — она улыбнулась. Боже, как, всё-таки, она красива! Красота — она ведь не формализована, для неё нет формул и правил, она для каждого разная. Это была красота, предназначенная исключительно для меня. Фальшивая, но завораживающая. — Никита Самойлов, ты пытался заинтересовать меня и одновременно вывести из игры своих друзей.
— У меня нет друзей. Я их годами не вижу.
Слаживающая рассмеялась и протянула мне руку.
— Разве чувства землян зависят от времени, Никита Самойлов?
Я молча сжал её ладонь. Слаживающая потянула, легко вытаскивая меня из воды. Я выпрямился и огляделся.
Мир вокруг был погружен в сон. Нет, не умер, не застыл, а остановился в какой-то странной фазе. В пору моей юности были такие картинки в сети, почти статичные, но с закольцованным моментом движения: падали листья с деревьев, текла вода в реке, девушка бесконечно слушала музыку…
Мы словно были внутри такой зацикленной картинки.
— Нет, — признал я. — Не в такой мере, Слаживающая. Скажи, почему ты никогда не появляешься в своём настоящем облике?
— Его давно уже нет, — ответила Слаживающая. — Чтобы получить контроль над временем, мне пришлось уничтожить себя в прошлом и будущем. Всех особей.
— Не жалко?
Женщина вздохнула.
— Жалеешь ты перхоть, падающую с головы? Жалеешь ли ты тело, умирающее в муках перед возрождением?
— Тела — точно жалею, — вздохнул я. — Ну что, поговорим всерьёз? У тебя есть то, что нужно мне. А у меня то, что необходимо тебе.
— Да ну? — она очень по-человечески подняла бровь.
— Конечно же есть. Ты вернёшь нам Землю. Позволишь всем желающим вернуться и жить своей жизнью.
— Люди важны в Слаживании.
— Вернутся не все, ты же понимаешь. Для тех, кто вырос на Граа и прочих планетах — Земля далекий забытый миф. Вернутся немногие.
— Земля уничтожена, твой друг сказал тебе правду.
Я улыбнулся.
— Допустим, — сказала Слаживающая. — Допустим. Но это нарушит все правила и постулаты. Что станет твоей платой?
— Я открою, кто твой враг.
— Думающие. Я знаю. Наши отношения уходят в темноту веков, Никита. Мы как-нибудь разберемся.
— Не только они.
— Меня не любит Контроль. Меня недолюбливает даже Сдерживание. Я знаю.
— И это не всё.
— Павловы, — сказала Слаживающая насмешливо. — Мои замечательные Павловы. Настолько отмороженные, что переносят сознание в клоны своих внуков. Они показывали тебе фальшивую семью, изображающую их для публики?
Я кивнул.
— Так вот, это как раз настоящие Павловы, среднее и младшее поколение. Наслаждаются жизнью богатых бездельников… Да, разумеется, я знаю про них, Никита. Они заметили мою ошибку, но это ничего не меняет.
— О, я говорил не о них, — сказал я.
Слаживающая задумчиво смотрела мне в глаза.
— Ты блефуешь, — сказала она наконец. — Хватит, Никита. Ты заигрался.
— И что же ты можешь сделать? — спросил я.
И обнаружил себя в хрустальной голубой мгле.
Конечно же это был не хрусталь.
Лёд.
Кажущаяся бесконечной толща льда вокруг. Откуда-то сверху шёл слабый, едва заметный свет.
Холодно.
Я был вморожен в гигантскую глыбу льда наподобие Витрувианского человека Да Винчи — голый, с раскинутыми в стороны руками и ногами.
Не шевельнуться.
И не вдохнуть.
Можно только пялиться перед собой (хорошо, что веки открыты) и медленно задыхаться.
Ах ты ж сука, Слаживающая.
Нет, спасибо, что не фотосфера звезды и не черная дыра… А почему, кстати?
Пожалуй, причина может быть лишь одна…
Я задохнулся и ожил. Мысленно грязно выругался.
Причина может быть лишь одна.
Слаживающая наблюдает. Выжидает. Смотрит, что произойдёт. Сбросить ледяную глыбу в звезду, если она убедится, что я беспомощен, для неё не проблема.
Значит, я могу выйти. Как вышел из кипящего расплава.
Я снова умер и возродился.
Задёргался, пытаясь расколоть лёд вокруг.
Ну да, да, конечно же… напугал ежа голой задницей… лёд очень твердый, даже подводные лодки не пытались его расколоть, всплывая на полюсах для своего единственного залпа, а медленно выдавливали, всплывая по сантиметру в минуту…
Так что же, Слаживающая смогла нейтрализовать меня так просто и незатейливо? Я проведу тридцать лет в ледяном плену, задыхаясь и сходя с ума? И все намёки, и догадки Думающего, все мои планы — чушь? Нельзя бороться со сверхсуществом?
Я дёрнулся снова.
Вперёд. Вперёд и вверх.
Я ведь тут сдохну, если не выйду!
Я просто сдохну, я застряну в своё вечном «вчера», я никогда не увижу Земли!
Холодная голубая стена передо мной вдруг разошлась ровной трещиной, уходящей вверх и вниз. Глубоко внизу плеснула тёмная волна. Высоко надо мной ослепительно вспыхнуло солнце.
Я жадно втянул в себя воздух. Вот удивительно, еда и вода мне практически не нужны, а без воздуха я задыхаюсь… Воздух был холодным, чистым и пах морем.
Так… хорошо бы не упасть вниз.
Наверное, я смогу выбраться под водой или по дну. Но это превратится в очень долгое путешествие.
Трещина под моими ногами расходилась всё больше, будто приглашая сдвинуть ноги и упасть в глубину. Я ударил кулаком по ледяной стене и та пошла сетью мелких трещин. Град осколков пронесся мимо меня вниз, распарывая кожу и заполняя провал ледяным крошевом. А узкая трещина вверх превратилась в пологий неровный склон.
По нему я и пополз вверх, оставляя на каждом шаге кровавые отпечатки.
Восхождение заняло четверть часа, но я даже ухитрился ни разу не сорваться и не умереть. Моя первая мысль о глыбе льда
