Вскоре все были на месте, и из транспортеров, лязгая металлом и снаряжением, посыпались пехотинцы, сразу же группирующиеся подле своих боевых машин. «Акинаки» ожидали, что будет бой, ведь два тумена — это все же двадцать тысяч сабель, которые могли бы ударить в лоб и попробовать пробиться-прорубиться в степь. Но, видно, после ухода хунов что-то надломилось в степняках, и от густой массы всадников, клубившихся в хаотичном движении вдоль берега, отделился один. Этот одиночка, сжимая в руках небольшой мешок, быстрым галопом пересек разделяющее два войска расстояние и остановился напротив группы машин, над которыми реяло отрядное знамя.
С полчаса ничего не происходило, а затем по всей командной сети прошел приказ Пахомова:
— Здесь комполка-один, кублатов выпустить. Повторяю, кублаты уходят, не стрелять.
Всадник вернулся к своим, а через некоторое время все находящиеся на берегу Герона степняки двинулись на юго-восток, ища удобные места для переправы на правый берег. Они уходили, оставляя все, что имели, а также всех рабов, независимо от того, где и когда те были добыты или куплены. Следом за кублатами неспешно двигались конные дружины росских князей, ждавшие хоть малейшего намека на агрессию.
К вечеру в палатке комполка-1 на совет собрались все отрядные комбаты, участвующие в этом походе, и несколько представителей росского войска. Пахомов, весь день хранивший молчание, наконец объяснил, почему степная орда не была уничтожена.
— Господа офицеры, уважаемые союзники, — начал он. — Все вы в недоумении оттого, что орда ушла. Объясняю. Бурытай, прежний хан кублатов, вчера вечером покончил жизнь ритуальным самоубийством в знак искупления за поход в росские пределы. Его младший сын Ильдергиз стал новым ханом, и сегодня именно он лично доставил голову своего отца к нашему передвижному штабу. Я взял на себя ответственность и предоставил молодому хану прямую связь с командором. Разговор пересказывать не стану, но решение Кудрявцева меня удивило. Посему орда хана Ильдергиза покидает пределы Геронской степи, оставляя все ценности, рабов и три четверти скота.
— И куда они теперь? — спросил один из комбатов.
— Про это ничего сказать не могу, — усмехнулся Пахомов. — Но думаю, что все офицеры нашего отряда в курсе, что такое народно-освободительная борьба угнетенного народа. Уважаемые союзники могут поинтересоваться у своих земных коллег, и те расскажут много интересного и познавательного по этому вопросу.
Совет как-то незаметно перерос в товарищескую попойку с неизменными разговорами за жизнь, и разошлись все только глубокой ночью. Подходя к расположению своего батальона, Ратмир увидел, что кто-то идет ему на встречу. Это оказался Богдан Рык, который так и остался с ним после ухода сотни из переяславской армии.
Богдан приблизился к нему и, наклонившись к уху, зашептал:
— Княжич, там красногорские бояре, тебя для разговора ждут. Что делать?
Ратмир не удивился: сколько ни бегай, а разговор этот все равно должен был состояться.
— Ничего, Богдан. Сейчас переговорим да и отправим их восвояси. Где они?
— Я их в палатку твою определил, — все так же шептал бывший десятник.
Комбат росского батальона вошел в свое походное жилье и огляделся. В палатке горела подвесная лампа, а на раскладном топчане сидело двое мужчин в богатых соболиных шубах, расстегнутых до пояса. Причем забавлял резкий контраст между ними: один был чрезвычайно худ, а второй, наоборот, настоящий кабанчик, рачительно откормленный добрым хозяином к празднику.
Ратмир достал раскладной стул, поставил его напротив гостей, сел и, внимательно посмотрев на них, спросил:
— С чем пожаловали, бояре?
Как княжич и предполагал, речь начал худой:
— Мы представляем интересы красногорского народа, меня зовут Велемор Зима, а моего товарища Милонег Танхар. Просим тебя, княжич Ратмир, принять под свою руку древнее Красногорское княжество со всеми людьми. Ты прямой потомок нашей княжеской династии, а мы за правду всей душой болеем.
— Нет.
— Но почему? — всплеснул руками толстяк.
Ратмир зевнул и потер уставшие за день глаза.
— Эх, спать пора, а тут вы с княжеством этим. Нет никакого Красногорского княжества, не знаю о таком, а вот про город Красногорск в пределах Переяславских слышал неоднократно. Очень спокойное место, где народ всем доволен и только бояре воду мутят.
Толстяк побагровел, а худой недобро прищурился и прошипел:
— А не пожалеть бы тебе, княжич, о словах своих…
— Чего тут жалеть-то, боярин Велемор. Ну кто я буду, если отделиться от Переяславля попробую? Правильно, клятвопреступник, а кроме того, еще и дурень. Власти реальной вы мне не отдадите, отношения со всеми княжествами испорчены, армии нет, казна скудна, а вокруг Союз Славянских Государств. Вас даже завоевывать не будут, а просто экономически задавят. Так что мой ответ — нет.
Недовольные разговором бояре уже направились на выход, когда Ратмир окликнул их:
— Бояре, погодите…
— Что? — спросил обернувшийся Велемор Зима.
— Вскоре Врата на Ардон открываются, и там мне будут выделены земли под создание своего княжества. Коль хотите отделиться от Переяславля, то можете присоединиться ко мне. — Ратмир усмехнулся. — Конечно, если вы так за династию родовую болеете душой, а не за выгоды свои.
— Мы подумаем, — ответил Велемор, выходя.
Глава 39
Планета Pa-Ар. Вольная торговая зона. 03.11.2014 год
Мы с Назаровым стояли на опушке декоративного леса неподалеку от местожительства Хранителя Бильчи Коновода.
— Сколько их там? — спросил я полковника.
— Не меньше трех тысяч вокруг виллы, — ответил начштаба.
— А у Коновода?
— Сотни две, не больше, но все с огнестрелом и прочим интересным добром.
— Связи так и нет?
— Глушилки где-то стоят, так что ни наша связь не пашет, ни местные коммуникаторы.
— Где легионеры?
— На подходе, через лесок тропами пробираются. С этой стороны две сотни наших бойцов-мечников и великокняжеские гвардейцы, а пятый легион в бой с колес вступит и дороги перекроет.
Началась вся эта история сегодня в ночь, хотя нет, начало было положено еще позавчера, первого декабря, или первого грудня по раминскому календарю. В этот день я женился. Хороший денек был, все скромно и со вкусом, без всякого лишнего официоза и, можно сказать, по-семейному. Единственно, кто был из чужих, так это подруга-журналистка нашего генерала Прохорова, которая в настоящее время состояла внештатным сотрудником отдела информационной борьбы. Соответственно, мадам была не одна, а со съемочной группой, дабы сделать красивый сюжет и сотворить из меня настоящего кумира всех времен и народов. Как же, живой пример для подражания и ходячий символ успеха. Про то, сколько денег эта весьма симпатичная мадам с этого поимеет, лучше не спрашивать, поскольку сенсации никогда дешево не стоили.