Чаще всего, когда стартовая команда выводила «Гордого» из эллинга, это означало, что принц решил покатать по небу свою очередную птичку. Над морями, над горами, выше облаков — так романтично!
Экипаж «Гордого» в полете жил куда скромнее — тесные каютки с гамаками, узкий коридор, суп на балластной воде, сухой паек.
А если на борт грузились свитские или жандармы, экипажу приходилось уплотняться, как галетам в пачке.
Вдобавок корм для пассажиров! В кладовках он не помещался — впихивай в подсобки.
— Не взлетим, — пророчил штурман. — Мы перегружены.
Всех взвешивали, как мешки с зерном. Младший помощник записывал в блокнот, сколько балласта слить, чтобы корабль не утратил подъемную силу.
— Подняться не успеешь, а уже воруют! — прибежал кладовщик с жалобами. — Гере подпоручик, поглядите, безобразие какое! По бумагам — выдано для штурмовых жандармов сорок фунтов конской колбасы…
— Отстань, не до тебя.
— …в ящиках, копченой, — нудил кладовщик. — Ящики в наличии, а колбаса тю-тю. Сам в корме ставил, а полчаса не прошло — сгинула! Прикажите караул на задний трап поставить…
— Как, вся пропала? — Младший помощник оторвался от цифр, мельтешивших в глазах.
— Будто зубами ящики взломали. Тут же, в подсобке, и сожрали часть — хвостики разжеваны и по полу расплеваны.
— Не бредь, какое там «разжеваны» — ее и с голодухи не откусишь, до того копченая.
— Обязан доложить — вот я и рапортую. — Кладовщик обиделся. — Прошу покорно записать — продукт расхищен.
«По ранцам, что ли, распихали?..» — гадал младший помощник, злясь про себя на вороватых жандармов. Куроцапы. Привыкли обыски устраивать, все к рукам липнет. И ладно бы на усмирении!.. Бардак в Бургоне — тащат прямо на глазах, будто хозяин помер!
«Если с собой взяли, это на вес не повлияет».
Кладовщик не унимался:
— И на пол нагадили. Моторист там поскользнулся, ногу подвернул.
— Тьфу! Уйди со своим рапортом… к старпому! Кто нагадил? что?
— С ведро навалили, — смутился кладовщик в сомнениях. — Не поймешь, какая грязь. На вид вроде дерьма…
— Может, жестянку с яблочным пюре разлили?
— Там меньше помещается! И пахнет яблоком, а не…
— Иди, иди отсюда. Все прибрать и вымыть — вот-вот Его Высочество нагрянет, а на корабле весь пол в дерьме! Чтоб блестело. Не успеешь — на землю спишу.
Кладовщик вмиг исчез, словно та колбаса. Летные часы оплачивают втрое, кому охота их терять?
В эллинг вошел стартовый взвод. Бестолковица, всегда царящая перед отправкой, кончилась криками: «Поясные веревки — в кольца! Швартовые — отцепить! К выходу — шагом марш!» Солдаты напряглись как бурлаки, громадная сигара дирижабля величаво поплыла через раскрытые ворота.
В аллее, шедшей от Большого дворца, показалась мотокарета принца. Жандармы у места посадки построились, как положено при встрече высочайших особ; командир отделения обнажил саблю и вскинул подвысь.
— Его Императорское Высочество… принц-наследник Церес!
— Ура!!
Милостиво кивнув, принц помахал им рукой в белой перчатке.
Все идет отлично. Ветер северо-западный. Через два часа «Гордый» будет над столицей.
Церес вышел из кареты, с дирижабля опустили передний трап, капитан почтительно откозырял:
— Корабль к старту готов!
— Благодарю за службу, друг мой.
— Ваше!.. Ваше Высочество!.. Обождите!.. — донесся надрывающийся голос, потом затренькал велосипедный звонок. По той же аллее гнал вестовой жандарм — снова Визи, который был сегодня нарасхват. Так вышло, совсем парня загоняли. Даже на расстреле Тикена не побывал, не поглазел — во жалость-то!
— Срочная!.. с телеграфа, только что получена. — Подкатив, он протянул депешу.
«Наверняка — рапорт по плану „Помин-день“» — Церес развернул бумагу с радостным нетерпением.
Вчитался.
В первое мгновение его мысли смешались, он почти не понимал смысла записанных телеграфистом слов. Затем Цересу показалось, что тень «Гордого» сгустилась чернее ночи, а сам дирижабль стал тучей, в которой скрыта молния, готовая ударить и испепелить на месте.
Между тем телеграмма звучала весьма сухо и корректно:
«Ваше Императорское Высочество!
По поручению Их Императорских Величеств почтительно довожу до Вашего сведения, что ныне, полевика 11-го дня 1843 года Э. Г. в 9 часов 45 минут дополудни Их Величества Высочайше повелели освободить Вас от обременительных обязанностей главнокомандующего сухопутными войсками Синей половины и командира отдельного полка полевой жандармерии. О дальнейших предписаниях Вам будет сообщено лично в резиденции Его Синего Величества, куда Вы приглашаетесь сегодня к позднему обеду.
С неизменным почтением —
Главком сухопутных сил С. П., Начштаба С. П. генерал-фельдмаршал герцог Лебен».
На какое-то время принц перестал думать.
Он ощущал себя висельником, под которым открылся люк эшафота.
Случилось все, чего он втайне опасался.
«Проклятая девчонка! Надеюсь, ее уже пристрелили. Как она сказала?.. „Без связи вы просто красивый мужчина“… Связь. Даже световой телеграф — в их руках. Я — полководец без армии. Что меня ждет? Душеспасительная беседа государя-отца, усмешка Красного царя и почетная ссылка. Газеты назовут это ответственным и важным назначением… в отдаленную провинцию, на острова, под надзор людей, верных отцу… Кроты? Если они выступят одни, их разобьют».
Седой герцог Лебен нанес точный удар — назвал время явки.
По сути, это предложение капитулировать с честью, по правилам — опустить флаг, сложить оружие и сдаться.
«Тот, кто не явится — мятежник, верно?»
Цересу было нестерпимо представить, как он сходит по трапу на столичном аэродроме, и его вежливо оцепляют белогвардейцы. Штурмовых жандармов тотчас оттеснят, разоружат. «Пожалуйте в карету». С эскортом — а вернее, под конвоем, — в резиденцию, слушать отцовские нотации.
«О, государь умеет выговаривать! Отчитает как нашкодившего школьника… И что же, я должен стерпеть это, склонив повинную голову? Раскаяться в том, что хотел объединить и усилить империю? Отречься от союзников и планов?.. Ни за что!»
Все это пронеслось в его уме за несколько секунд. Складывая и пряча в карман депешу, принц уже принял решение. Он направился к трапу, бросив капитану на ходу:
— Взлетаем.
