ли не с оккультными знаниями. Во всяком случае, Тед ими очень интересовался. Но это бред, конечно.
— Я видел в клинике тело молодой женщины, которая была горничной фон Раскуль, — осторожно заметил я.
Рессенс пожала плечами.
— В том-то и дело, что эти операции невозможно проводить официально. Требуются молодые органы для пересадки.
— Органы?
— Да. Яичники. Тед пытался заменять человеческие обезьяньими, но они не приживались.
— Значит… у молодой женщины вырезаются яичники и пересаживаются старой?
— Именно.
— И старая молодеет? — в моём голосе, должно быть, послышалось сомнение, потому что Рессенс посмотрела на меня очень серьёзно:
— Не знаю, как брат это делал, но, клянусь, они молодели! Теперь, конечно, открытие утеряно, и клинику придётся закрыть, — добавила она. — Не повезло этой твоей знакомой, Раскуль. Тед и Элиас так и не успели провести последнюю операцию.
— Почему? Должны же остаться записи. Наверняка эту методику можно применить и без твоего брата.
— Нет! Тед никогда не хранил своё открытие на бумаге. Боялся, что украдут. Он и докторам, которых приглашал ассистировать — вроде Улаффсона или Барни — не раскрывал всех секретов.
— Значит, доктор Барни участвовал в этих… убийствах?
Рессенс поморщилась.
— Да, конечно, он участвовал! — сказала она с лёгким раздражением. — А ты думал, он такой весь из себя чистоплюй? Нет, доктор Барни не отказывался принять участие в уникальных экспериментах.
— А он знал, что органы берутся у живого человека?
— Догадывался! — буркнула Рессенс, кромсая индейку. — Не дурак же.
— Операции только женщинам делались?
— Да. Не знаю, почему, но с мужчинами у Теда ничего не выходило. Он пару раз попробовал, но всё закончилось печально.
— Пациенты умерли?
Рессенс кивнула.
— А что это за приборы, аквариумы и гель, в котором хранятся… тела доноров?
— Понятия не имею. Это и есть секрет Теда. Он сам всё сконструировал, разработал химический состав этого мерзкого желе, — женщина брезгливо поморщилась. — Я никогда не одобряла его занятий, тем более все эти убийства! — она покачала головой. — Умерщвлять одних, чтобы другие, у которых слишком много денег, могли жить — нет, это не для меня.
— Но ты же ему помогала.
— Мне ничего не оставалось. С тех пор, как умерли наши родители, Тед взял на себя все заботы, в том числе и обо мне. Я была маленькая и привыкла слушаться его. Не так уж давно я поняла, какой страшный человек мой брат, — Рессенс помолчала, затем выпила вина. — Мне кажется, он был немного… того. После смерти родителей занялся медициной, отдавал занятиям всё свободное время. Словно хотел победить саму смерть. Вот только это ещё никому не удавалось. Ему тоже не удалось. Зато со старостью он справился. Но теперь исследованиям конец. Элиас, правда, подбивает клинья, уговаривает меня продать ему оборудование и даже предлагает неплохие деньги. Но я не верю, что у него что-нибудь получится.
— Что же ты собираешься делать? Выбросить всё на помойку?
— Зачем, если можно заработать? Пусть Элиас забирает этот металлолом. Но, конечно, не сразу. Сначала я его помучаю — глядишь, цену набью.
— А что будет с горничной фон Раскуль?
Рессенс пожала плечами.
— Надеюсь, Элиас купит её вместе с оборудованием. Надо же ему ставить на ком-то эксперименты.
— Она жива? Или в гель погружают уже мёртвое тело?
— Жива. Органы должны быть… свежими.
— Ты так спокойно рассказываешь мне о том, чем занимался твой брат. А ведь это противозаконно. Убийства, между прочим. Не боишься, что донесу?
— Не боюсь, — Рессенс откинулась на спинку стула и прямо посмотрела мне в глаза. — По двум причинам. Во-первых, если я узнаю, что ты рассказал о клинике в полиции, кто-нибудь из близких тебе людей умрёт. Во-вторых, я наслышана о лорде Дербише. Если он решил, что ты ему мешаешь, долго ты не проживёшь. Кстати, — женщина аккуратно положила столовые приборы на тарелку, — мой тебе совет: потрать деньги как можно быстрее, не откладывай ничего на потом. Поживи в своё удовольствие напоследок. Как сказал бы наш общий друг Элиас, aetate fruere, mobili cursu fugit, — добавила она со смешком. — Пользуйся жизнью, ведь она так быстротечна!
Да, герцог стал проблемой. И её придётся решать. Возможно, довольно решительно.
— Как доктор Улаффсон вообще оказался в Англии? — спросил я.
— Однажды он рассказал мне об этом. Очень драматическая история.
— Хотелось бы послушать.
Рессенс отпила вина и кивнула:
— Да пожалуйста! Элиас служил в молодости в кавалерийском полку врачом, и вот однажды напился и принялся подшучивать над своим командиром. Дело в том, что тот совершенно не умел стрелять и никогда не участвовал в дуэли. Элиас предложил ему испытать новое ощущение.
— То есть вызвал?
— Да. И хотя вызов был сделан в шутливой форме, отказаться от него полковник, разумеется, не мог. Стрелялись по жребию.
— То есть, тянули бумажку, кому палить первому?
— Да. Первый выстрел достался полковнику, но его пуля только сбила с Элиаса эполет.
— Не так уж плохо для новичка.
— Возможно. Однако Элиас на этот выстрел только посмеялся и выпалил на воздух. Это вывело его противника из себя, и полковник потребовал, чтобы пистолеты перезарядили.
— Они стрелялись снова?
— Да. На этот раз командир попал Элиасу в шляпу. Тот же опять выстрелил в воздух.
— Представляю, как был взбешён полковник, — заметил я.
— Не то слово! Он снова потребовал зарядить пистолеты, потому что к тому моменту уже желал убить противника сильнее всего на свете, но секунданты прекратили дуэль. Элиас предложил полковнику уроки стрельбы, чем окончательно настроил его против себя. Через некоторое время в результате интриг командира ему пришлось уволиться из армии, а потом и покинуть Швецию.
— Даже так? Неужели полковник преследовал его настолько жестоко?
Рессенс пожала плечами.
— Если верить Элиасу, то да.
Я уловил в её тоне иронию и задал следующий вопрос:
— А есть основания ему не верить?
— Брат рассказал мне совсем другую историю. И будучи знакома с доктором Улаффсоном, я склонна доверять скорее ей.
Я вспомнил худого, нескладного, коротко стриженого шведа в
