и Лотье. Заворочался в замке резной ключ, еле слышно скрипнула дверь и в воздухе разлился сладковатый запах духов хозяйки.
Мадам Анже, казалось, не удивилась, увидев в своем фургоне Белую маску. Но её выдала бледность, покрывшая щеки, и расширившиеся зрачки. Впрочем, с удивлением она справилась быстро и спокойно прошествовала к своему столу. Затем налила из серебряного кувшина вина в хрустальный бокал и, сделав глоток, повернулась к гостю. Эйден слышал, как неровно и тревожно бьется её сердце. Она понимала, что он чувствует её нервозность, но не сделала даже слабой попытки закричать. Понимала, что умрет до того, как крик сорвется с губ. Понимала и молчала, ожидая, что скажет убийца, ждущий её в фургоне.
– Стало быть, моей душе выпала метка Тоса, – тихо сказала она, нарушив молчание. Эйден криво улыбнулся, услышав в голосе легкую дрожь. Он насладился еще мгновение её страхом и только тогда ответил. Странно, но злость на хозяйку цирка, бурлившая в груди до этого, неожиданно исчезла.
– Все зависит от ваших ответов, мадам, – так же тихо ответил Эйден, стоя у окна. Он стоял расслабленно, но мадам Анже не обманула эта поза. Она нервно улыбнулась и посмотрела на бедро, где в ножнах мрачно поблескивала рукоять стилета.
– Ваше лицо мне знакомо. Пусть его и укрывает частично белая маска.
– Память вас не подвела, мадам.
– Итак. Чем я могу быть вам полезна? Неужели герцог Адерним…
– Нет. Мои цели иные, – перебил её Эйден, делая шаг вперед. Мадам Анже побледнела и дернулась, заставив его усмехнуться. – Мне нужны ответы. Ответы, лишенные воды и лжи, мадам.
– Я вас слушаю.
– Первый вопрос. Вильям Волосатый. Он в лагере?
– Да, – растерянно кивнула она. Не этого вопроса ожидала хозяйка цирка.
– Хорошо, – кивнул Эйден, ощутив, как бедро кольнуло холодом. – Второй вопрос. Эрик из Локли. Он в лагере?
– Да. Завтра с рассветом я отсылаю его в Ларах с прошением к императору…
– Неважно. Третий вопрос. Циркач, известный вам, как Лёфор. Он в лагере?
– Да, – нахмурилась она, не понимая, почему Белую маску интересуют простые циркачи. – Он присутствовал на представлении. Я пожаловала ему кувшин вина…
– Мне плевать, что вы ему пожаловали. Четвертый вопрос. Бут… Бут Камайн из Алии…
– Он в лагере, как и всегда, – поспешила ответить мадам Анже.
– Хорошо, – кивнул Эйден и добавил в голос льда. – Теперь речь пойдет о вас, мадам Катарина де Анже. О вашем распоряжении, отданном так давно, что вы, возможно, его и не вспомните. О мальчике, с поломанными руками и ногами, которого вы велели отвезти в лес и оставить там на милость диких зверей.
– Эйден. Вас зовут Эйден, – снова побледнела хозяйка цирка.
– Память не подвела вас, мадам, – он подошел ближе и скрестил руки на груди.
– Вы явились, чтобы убить меня?
– Было такое желание, – честно ответил Эйден. Мадам Анже скривила рот в странном подобии улыбки и кивнула.
– Справедливо. Но вы сами были циркачом и вам известен мой девиз.
– «В цирке нет места слабым». Удивительное сходство с лабранским. Подозреваю, что в вашей жизни уже были Белые маски.
– Были, – коротко ответила она, теребя в руках свои янтарные четки, с которыми никогда не расставалась. – Вы сказали, что у вас было желание убить меня. Значит, вы меня не убьете?
– Этой ночью Владыка заберет минимум одного, – жестко перебил мадам Анже Эйден. Она вздрогнула и опустила глаза. Сейчас перед ним сидела не властная хозяйка цирка, а напуганная старая женщина. – Что касается вас… У судьбы на вас другие планы, о чем мне поведала дочь Шарама, которую предали, как и меня, близкие ей люди. Вы не захотели обагрить свои руки моей кровью и поручили это Буту. Ваши слова послужили началом того, что вы в итоге видите перед собой. Вы встретите рассвет, мадам. Но жертвенную плоть Владыка все же получит.
Мадам Анже снова побледнела, когда Эйден вытащил из ножен стилет и подошел к ней вплотную.
Когда он ушел, Катарина де Анже, дочь опального герцога из дома Анже, задрожала и скривила губы. Одинокая слезинка застыла в уголке правого глаза, а потом медленно стекла по белой, как мел, щеке, смешиваясь с кровью. Женщина осторожно прикоснулась к месту, где когда-то было ухо и залпом осушила бокал с вином. Но вино не принесло облегчения. Только холод, изгнать который не могли даже тлеющие угли жаровни.
Эрик сразу узнал Эйдена, когда вошел в конюшню, ведя под уздцы ослика. Он криво усмехнулся, поправил повязку, закрывавшую нос, и, привязав ослика, повернулся в сторону молчащего гостя. Пусть между ними было не меньше десяти шагов, Эрик понимал, что стоит сделать шаг в сторону выхода, как сердце пронзит острый клинок.
– Ты хорошенько подрос со времени нашей последней встречи, малец, – произнес он, присаживаясь на бревно и доставая из кармана любимую просмоленную трубку.
– Время меняет лица, но ты узнал, – тихо ответил Эйден. Эрик кивнул и выпустил в воздух струйку густого дыма.
– У меня хорошая память на лица, малец. Я помню всех, кого привозил в лагерь.
– Мэлли тоже помнишь?
– Помню. Остроносая, худенькая. Улыбалась, пока мы ехали. Жаль, что на неё упал взгляд Волосатого.
– Жалеть нужно живых. Мертвым плевать на жалость.
– И то верно, – вздохнул он. Эрик постарел, погрузнел и сильнее раздался вширь. В коротких волосах поблескивала седина, но взгляд был все так же настороженно прищурен. – Зачем ты навестил меня, малец? Уж явно не для того, чтобы просто повидаться?
– Где шатер Волосатого? – спросил Эйден и Эрик вздрогнул, услышав вопрос.
– Рядом с шатром Калле, как и всегда, – вздохнул он. – Говорил дураку, что его жестокость до добра не доведет, да толку от этого.
– А Бут?
– Рабами заведует. Гэймилл давно уже к Шараму своему отправился, а Бут умом тронулся, когда начал рассказывать остальным про «Черную чайку» и голос Тоса, звавший его на пристань. Кто знал, что он правду говорит? Теперь за детишками следит, да ветры жопой пускает… – Эрик тяжело вздохнул, когда Эйден приблизился и вытащил из ножен стилет. – Стало быть вот оно.
– Ты встретишь рассвет, Эрик, – ответил Эйден, задумчиво рассматривая стилет. Надпись на лабратэнга тускло сияла во тьме конюшни, отбрасывая жутковатые тени на лицо убийцы.
– Знаю, малец. Мой конец еще не скоро, и он мне известен, – улыбнулся старик. Он чуть подумал и протянул Эйдену руку, растопырив пальцы. – Но плоть твой Тос должен получить, да?
– Да, – коротко кивнул Эйден и взмахнул стилетом. Эрик сжал зубы и с трудом проглотил стон. Затем наклонился и поднял с грязной соломы, устилавшей землю в конюшне отсеченный мизинец, который протянул
