Машинист дал сигнал.
— Фрунзенская. Дед Мороз, на выход! — засмеялись бойцы сопровождения.
Палыч вышел из вагона и первым делом направился к комнате Алексея. Разбуженные сигналами поезда обитатели станции открывали двери и выглядывали наружу, а, увидев, что за чудо стоит на путях, выходили на перрон. Заспанные, ничего не понимающие, они тихо переговаривались, не решаясь подойти и расспросить прибывших о том, что же все это значит. А потом из поезда вышел Дед Мороз в шубе, с посохом, с бородой и усами, и их лица приняли такой вид, что Палычу стоило огромных усилий не рассмеяться.
Вот и нужная дверь… Палыч достал из мешка коробку с куклой и принялся еще раз повторять текст, но, услышав шаги за дверью, громко постучал.
Дверь открыла сама Аленка. Она была уже одета — как видно, ждала его.
— Ты Аленка с Фрунзенской?! — Палыч постарался изменить голос, а тот возьми и дрогни.
— Дедушка Мороз? — удивилась девочка.
Кто бы сказал Палычу раньше, что он будет волноваться куда больше, однажды изображая Деда Мороза, чем переживал маленьким мальчиком, когда заснеженный волшебник к нему пришел впервые, — не поверил бы. Но, глядя в глаза Лешиной дочке, он вдруг и сам начинал верить, что чудеса еще вернутся в этот выжженный мир.
Оба вагона новогоднего состава быстро заполнялись галдящей, веселой детворой. Они рассматривали сказочное убранство, подходили и пытались потрогать Деда Мороза, все еще не веря в реальность происходящего.
Взгляд Палыча упал на бойцов сопровождения. Молодые сильные парни, конченые циники… смешно, совсем по-детски шмыгали носами. Плакали?! Да он и сам готов был зареветь: в носу защипало, глаза увлажнились… «Стоять!» — приказал он себе, а вслух предложил:
— А, ну-ка, ребятки, давайте песни учить, новогодние! — и срывающимся голосом запел: «В лесу родилась елочка…»
Ему вдруг пришло в голову, что эти дети не знают, что такое лес, и никогда не видели елки. «Ничего. Все еще впереди! Будет лес. И елки, и березы!»…
Дмитрий Ермаков
НАСТОЯЩИЙ НЕМЕЦ
Спасибо всем, кто верил в меня и поддерживал, и особая благодарность Сергею Кузнецову!
С оглушительным воем падал с высотки МГУ подстреленный птерозавр. Только минуту назад он, неторопливо спикировав с сумрачных небес, уселся на шпиль полуразрушенного здания, высматривая добычу. Величественный, уверенный в своей силе. Гроза небес, царь хищников. Но вот одна за другой в кожистое тело ударили три пули, выпущенные с поразительной точностью — и где оно, величие? Превратилось в груду костей и кровавого мяса…
За первым хищником появился второй, но и его достали меткие выстрелы. На растрескавшемся асфальте забилось в конвульсиях могучее тело ящера, и его стекленеющие глаза еще успели увидеть, как вынырнули из развалин и торопливо перебежали открытое место два человека: один с автоматом, другой с винтовкой…
Люди в очередной раз доказали, кому по праву принадлежит трон в этом изувеченном радиацией царстве хищников.
* * *
У сталкеров Москвы было два основных способа пробираться через руины города.
Один можно было условно назвать «тихим». Это значило, что люди, не успев выбраться за пределы спасительного метро, тут же кидались самым кратким путем в заданную точку, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания. Про таких говорили, что они «просачиваются». Всем был хорош этот алгоритм действий, а особенно тем, что в разы увеличивал шансы вернуться домой живыми и невредимыми.
Но был и второй способ — «громкий». Те, кто предпочитал шуметь, не крались осторожно вдоль стен, а шли напролом, выбривая все живое шквальным огнем и приводя врагов в замешательство своей Наглостью и безрассудством. Про таких говорили, что они «прорываются». «Громкий» способ выбирали или полные идиоты, или очень уверенные в себе люди. И если первые обычно оставались наверху навсегда, то вторые с завидной регулярностью возвращались на родные станции.
Гельмут и Фридрих-Вильгельм (он же Вилли, он же Ваня) принадлежали ко второй категории. Во всех смыслах.
Друзья еще не успели покинуть вестибюль станции Ленинский проспект, а над развалинами города уже гремела настоящая канонада.
Стоило роже очередного чудовища показаться в каком-нибудь окне, как туда отправлялась разрывная пуля снайпера Вилли. Стаю псов, появившуюся из подземного перехода на площади Гагарина, выкосил в упор из «калаша» Гельмут. Ну, а те, что убереглись от пуль, получили в подарок гранату. Боеприпасов сталкеры не жалели.
Досталось даже Юрию Алексеевичу. В горячке боя Вилли с дурных глаз принял памятник за чудовище. Великого человека спас Гельмут, отвесив зарвавшемуся другу хороший подзатыльник. Прекратив акт вандализма, сталкер картинно поклонился оскорбленному монументу великого человека, хотя первому в мире космонавту было все равно. Торжественно возносился он в сумрачное небо, навеки застыв, точно столпник (были давным-давно такие святые мученики, что жили всю жизнь на столбах) на вершине постамента. Он был такой же невозмутимый и величественный, что и до катастрофы, лишь немного покосился да поблек без чистки. Да и что ему будет? Он же памятник…
Оставив позади Гагарина, Гельмут и Вилли промчались через площадь. После чего, не переставая щедро раздаривать жителям поверхности свинцовые сувениры от человечества, понеслись со всех ног по бесконечной улице Косыгина. Тут-то и попались им под руку несчастные птерозавры.
Разобравшись с ними, напарники хотели уже продолжать путь, но вдруг Гельмут застыл на месте, уставившись куда-то поверх головы Вилли. Тот на всякий случай вскинул ружье, но, обернувшись, понял, что так поразило его напарника.
Перед ними была Москва.
Сталкеры стояли на самой высокой точке великого города. На той самой знаменитой смотровой площадке, откуда миллионы людей десятки лет подряд любовались прекрасной панорамой города. Теперь созерцать можно было лишь причудливость развалин.
За больным, безлиственным лесом, простиравшимся прямо от площадки и до подножия горы, видна была река, давшая когда-то этому городу его имя. В реке грудой обломков лежала станция метро Воробьевы горы, развалившаяся во второй и теперь уже последний раз. Немного дальше сквозь спутанные ветки деревьев и кустарника просматривались обрушенные стены монастырских построек; они не устояли перед страшной силой взрыва, но даже сейчас поражали воображение своей красотой и мощью. Еще дальше виднелись развалины спорткомплекса, напоминающие руины римского Колизея. Сильно обвалившийся, но не ставший от этого более нелепым комплекс небоскребов Москва-Сити, самый дорогой и самый амбициозный проект Москвы, который, увы, так и не успели закончить… А еще далеко-далеко, на невообразимом расстоянии, едва просматривались знаменитые звезды Кремля, горящие неестественно ярко. И, как ни трудно в это поверить, даже на таком расстоянии звезды тянули к себе людей, как мощные, сверхсильные магниты!
