— Вилли, ты знаешь меня уже чертову кучу лет. Но такого… Пальцы… Сожженные забытой сигаретой пальцы… И лица… Эти чертовы лица — с навсегда застывшим выражением удивления и легкой тревоги. Вилли! — Срывающийся на крик голос эхом отразился от противоположной стены подземного зала, заставленной деревянными многоярусными нарами с находящимися на них телами. — Они… Они даже ничего не почувствовали… Ничего… Понимаешь, они даже не поняли, что умерли… Все… Все они…
Говоривший остановился и тыльной стороной запястий, чтобы не запачкаться о грязные, порванные в двух местах перчатки, слегка помассировал себе глаза. После чего, немного успокоившись, уже другим, злым голосом продолжил:
— Но ничего! Ты же знаешь, Вилли, не зря меня звали в университете хитрым лисом. Я понял! Я разобрался в том, что это было! Но убей меня бог, Вилли, если я понимаю, что или кто это сделал… Вот! Посмотри на состояние крови. Посмотри. А потом скажешь мне, могло ли такое случиться с кровью за четыре часа, даже учитывая это чертово лето в этой чертовой стране с ее чертовыми загадками! Убедился? Еще не все. Вот давай перейдем к следующему клиенту со спиленной крышкой черепа. Смотри… Смотри, в каком состоянии мозговая жидкость. Ничего не напоминает?.. Да, Вилли! Да! Я не знаю — как! Я вообще ни черта не понимаю, это больше всего похоже на воздействие высокой температуры, как при испанке. Но за короткое время, ведь… никто даже не понял, что случилось…
Буквально содранные с рук перчатки отправились в краткий полет до мусорного ведра, выглядывающего из-под прозекторского столика. Дрожащие пухлые пальцы, покрытые седеющими редкими волосками, извлекли из портсигара сигарету и со второго раза вставили ее в перекошенный рот.
— Это невозможно! Это просто бред! Получается, что наших доблестных солдат просто сварили!
Сыплющая искрами зажигалка с каждой нервной, истерической попыткой извлечь из нее огонь все больше и больше наполняла затхлый воздух морга едким запахом газолина.
— Ты понимаешь, Вилли! Эти красные унтерменши просто сварили их! Черт!
14.08.1941 г. Минск. Центральная площадь, небольшой желтый двухэтажный дом, кабинет оберстлейтенанта Герлица. (Все описываемые личности действительно существовали, а что до совпадения фамилий с некоторыми высшими чинами — так в жизни и не такое бывало!)
— Ну и что вы на это скажете, фельдфебель Паулюс?! Что вы мне можете сказать с вашей чертовой агентурой?! Понимаете, чем это пахнет? Теперь спихнуть все происходящее на недоработку СС не удастся! Где ваши русские? Где ваши клятвенно обещанные мне свинские партизаны?
Нервно расхаживающий по кабинету подобно запертому в клетке тигру подполковник абвера Феликс Герлиц бросал злые взгляды на вытянувшихся в струнку около стола подчиненных.
— Ну а вы, лейтенант Борман? Где информация от созданных и пестуемых вами партизанских отрядах? Или вы просто так набирали различную шваль из лагерей военнопленных в Борисове и Минске? Где результаты, я вас спрашиваю?!
Если бы можно было, находящиеся под прицелом начальственного гнева лейтенант и фельдфебель с большой радостью стали бы невидимыми. Но лейтенанту мешала развитая атлетическая фигура (этакий юный викинг!), а фельдфебель… Ну много его было. Очень. В форму только ремнем и утягивался. Хотя если присмотреться, то для искушенного взгляда сразу становилось понятно, что френч фельдфебеля был расширен профессиональным портным, да причем так, что вставки оказались практически невидимы. Но в данный момент этих абсолютно непохожих друг на друга людей превращала в братьев-близнецов клокочущая волна начальственного гнева.
— Я говорил! Я ведь предполагал, что добром сие не кончится, и эти…
Захлебнувшийся злостью и так и не подобравший подходящего ругательства подполковник энергично махнул рукой с зажатой в пальцах сигаретой, роняя пепел на паркетный пол, уже покрытый несколькими хаотичными пятнами пепла и глубокими царапинами от набоек солдатских ботинок и офицерских сапог.
— Эти чертовы диверсанты! Ведь все было не просто так! Они испытывали новое оружие. Сперва эта ракетная установка, отправившая к небесам спецпоезд и большую часть его персонала. Теперь… я даже не знаю, как это назвать. Вы понимаете, что в живых остались только два сошедших с остатков своего недалекого ума машиниста? Но они даже не могут сказать что-либо связное.
Подойдя к столу и затушив окурок в переполненной пепельнице, подполковник продолжил:
— Обследование железнодорожного полотна привело к обнаружению участка местности на расстоянии четырех километров после станции Оранчица… черт бы побрал эти славянские зубодробительные названия. Так вот! После этой станции в лесном коридоре, по которому проходит железная дорога, был обнаружен аномальный участок с пожухшей, пожелтевшей растительностью. Заключение экспертов, дополненное выкладкой патологоанатомов, рисует чудовищную картину применения дьявольского оружия русских. Участок местности, включая в себя отрезок железной дороги с двигающимся в этот момент по нему эшелоном, был практически мгновенно нагрет, по заключению экспертов, до пятидесяти — пятидесяти пяти градусов. Что вызвало мгновенную смерть находящихся в эшелоне солдат и изменение цвета окружающей растительности. Машинисты сохранили жизнь, но не разум из-за большой скорости движения эшелона и малого времени нахождения в зоне воздействия. Картина поражения плавно меняется от первых вагонов к последним. У часовых, находившихся на тормозной площадке последнего вагона, от нагрева практически запеклись глаза. Каким бы ни было это оружие, некоторые следы оно все же оставило. В частности, кроме четко видимой зоны воздействия, обнаруживаемой благодаря изменению цвета растительности, на месте применения в гравийной подушке были обнаружены три четких проплавленных углубления, заполненных застывшей стекловидной массой, когда-то бывшей гравием. Средний диаметр углублений составляет восемь, а глубина шесть сантиметров.
Эксперты практически единогласно сошлись во мнении, что это места установки экспериментального оборудования, позднее унесенного диверсантами.
В связи с большой опасностью данного диверсионного отряда, обладающего столь действенным секретным оружием, с сегодняшнего дня в подчинение третьему отделу абвера было передано два полка бомбардировочной авиации для осуществления разведки и бомбардировки замеченных участков возможного нахождения диверсантов.
Остановившийся посередине комнаты подполковник устремил усталый взгляд в обрамленное тяжелыми шторами окно кабинета и тихим голосом добавил:
