Ознакомительная версия.
– Впереди, – нехотя сказала Марина.
Рэмбо схватил весла и принялся загребать влево.
– Еще. Еще. Еще. Хватит. Тихонько вперед.
В последнем предупреждении не было смысла – Глубь тащила лодку к себе, как на канате. Остров Могилевский заглатывал окружающий мир. Марина вспомнила, что было на острове, и с трудом подавила панику. Вся Глубь – одно сплошное искажение, и ведь Марина видела только берег, а не самый центр острова.
Папе с мамой хватило и краешка.
Она чуть не прозевала очередную пакость – не поняла даже, что там, вскрикнула, указала направление, Рэмбо выгреб.
Шейх молча сидел на корме, смотрел невидящими глазами внутрь себя. Марина видела, что он думает, что у него своя боль, которую Шейх не может побороть. Тарас Петрович озирался по сторонам, периодически взгляд его останавливался на девушке, и тогда он пытался завязать разговор. Но общаться с этим человеком Марина принципиально не желала. Она бы убила Астрахана-старшего, если бы отважилась. За себя и за Данилу.
Тихая английская речь плыла над водой – Рэмбо читал стихи. Задавал ритм своей гребли чеканными строками, которые Марина не понимала, – не сильна была в английском. Бормотал и бормотал, наверное, находил в стихах утешение и поддержку. Марине показалось знакомым его лицо, но видела она Рэмбо раньше на самом деле или только что придумала это, девушка не могла сказать точно.
Ее конвоиры… Отчаявшийся отец больной дочери, безбашенный наемник-полиглот и подонок, рвущийся в Глубь за властью.
Если судить по большому счету, отвратителен только последний. Нет, Марина не собиралась прощать Шейха или Рэмбо, но ненависть, настоящую ненависть, она испытывала только к Тарасу Петровичу.
Это же тварь похлеще вырвиглотки. Те хоть на кровь бросаются, а Тарас Петрович чует боль и использует ее в своих целях.
Лукавый почувствовал интерес к своей персоне, встрепенулся, улыбнулся.
«Рыбам бы тебя скормить», – подумала Марина. Будто отвечая на ее мысли, справа по борту плеснула рыба.
Лодку наклонило волной, девушка вцепилась в борт. Это же целый Моби Дик! Рыба взвилась в воздух, перелетела лодку по пологой дуге. Белое брюхо, каждый розоватый плавник – как кисть мужчины, вытянутая морда, длинный хвост.
Чудовище ушло под воду, и лодку мотнуло в другую сторону.
– Щука, – сказал Шейх, прицеливаясь. – Щука, мать ее… Щучище…
Он выстрелил. Вода окрасилась кровью. Марина смотрела как завороженная: огромная рыба уходила в глубину. А потом ей показалось, что где-то закричал человек, отчаянно, страшно, знакомым голосом. Не Данила, но кто-то из его команды.
Шейх повернулся в ту сторону, все еще сжимая пистолет.
– Ага. Профессор, слышишь? Сдается мне, твой сын плывет за нами. И вот что я тебе скажу, Тарас Петрович. Я, конечно, его убью. Но сперва с превеликим удовольствием посмотрю, как он тебя убивать будет.
– Данила?! Но это невозможно. Я же его отец. Алан, Данила никогда не причинит мне вреда.
– Думаешь? – Шейх улыбнулся, прищурив раскосые глаза. – А сдается мне, профессор, ты сам в это не веришь. Ты же знаешь Астрахана. Он же бешеный. И еще у него принципы. Он в армии не мог под систему прогнуться, потом клубу портил кровь… И ты думаешь, что он против тебя не пойдет? Да он давно мечтает тебя убить. И убьет. Я тебе, профессор, это гарантирую.
Тарас Петрович свысока покосился на него и ничего не ответил.
Here he lies where he longed to be,
Home is the sailor, home from sea,
And the hunter home from the hill[5].
Шейх цыкнул зубом, и Рэмбо пояснил:
– Земля прямо по курсу. Приплыли, кажется.
Из серого, плотного, как занавеска, физически ощутимого тумана выплывал остров Могилевский. Марина не узнала его, она просто почувствовала, что вот оно – средоточие Глуби. Сердце Сектора, эпицентр всех его тайн. Ни запомнившихся ей берез, ни ив, ни широкого песчаного берега здесь не было.
Вместо всего этого сразу за полоской мокрого песка – багровые плети лозы шевелятся, сплетаются в огромный клубок и распутываются снова. Дышит в лицо остро-пряным запахом Сектор, вьются над зарослями насекомые. Ни звука. Рэмбо налег на весла, удерживая лодку на месте.
Ссаживаться на этот берег не хотелось никому, даже Астрахан-старший притих и не проявлял инициативы. Марина вглядывалась в переплетение лиан: там, наверное, еще лежат скелеты ее родителей. Там осталось ее счастье, детство, ее память, погребенная под шевелящимися багровыми плетями.
– Ну что же. – Тарас Петрович откашлялся. – Мы на месте. Рэмбо, причаливай.
Весла плеснули по воде.
* * *
– Сердце… – сказал Маугли, ступив на глинистый пляж.
На его лице читалось нечто, отдаленно напоминающее… да, благоговение. Тихий восторг.
– Остров Могилевский, – сказал доцент Прянин с подчеркнуто сухим академическим интересом.
Данила спрыгнул на пляж молча.
Сразу за полоской мокрого рыжего песка начинались густые заросли, где обычный кустарник переплетался с багрово-хищными побегами лозы.
– Куда они пошли? – спросил Астрахан.
Маугли посмотрел на него с легким удивлением и махнул рукой в сторону зарослей.
– Там Сердце.
Ну да, действительно. Куда ж им еще податься…
– Сможешь провести нас мимо лозы?
– Лоза не тронет. Это же Сердце… – пожал плечами ребенок-мутант.
– Тогда пошли.
Несмотря на обещания Маугли, ломиться через заросли Астрахан не стал, он не самоубийца. Поэтому он пошел вдоль по пляжу, отыскивая просвет в хитросплетениях лиан, и через сотню шагов наткнулся на брошенную резиновую лодку. От лодки к зарослям вела цепочка следов: две пары армейских ботинок, совершенно неуместные мужские туфли на гладкой подошве и отпечаток небольшой, почти детской подошвы – берцы Марины, ее заставили идти первой. Ботинки – это понятно, это Шейх и тот патлатый амбал, что похитил Марину. А вот туфли…
Отец.
Больше некому.
Данила скрежетнул зубами и бросился по следам. Прянин отстал, Маугли неслышной тенью скользил рядом. «Совсем как Зулус», – некстати подумалось на бегу.
Погоня оказалась недолгой.
Враги расположились в дельте крошечной речушки… какой там речушки – ручья, впадающего в Московское море.
Болотистая заводь с каменистым берегом. Окутанная звенящей тишиной поляна. Густые заросли вокруг. Крошечный мирок, отделенный от остального мира, замкнутый на себя лоскут пространства. И это – Сердце Сектора?
На мшистом валуне сидел Астрахан-старший. Напротив него патлатый амбал с посеченной мордой держал за шиворот Марину.
А спиной к Даниле стоял полковник Мансуров.
Данила вытащил пистолет и дважды нажал на спуск.
Два сухих щелчка. Осечка!
Ознакомительная версия.
