Остальные казаки с интересом прислушивались к разговору. Право Миронова на добытого им птенца никем не оспаривалось, но если они все задержатся здесь, то можно будет пустить средства в общий котел, а уж по возвращении рассчитаться с удачливым добытчиком. Лучше – за счет казны.
– Люди Альянса захватили пути из Зенграба. Вся торговля идет только через них. Покупают дешево, продают дорого. Но куда деваться, когда сами продать товар далеко мы не можем, и кроме Порта его нигде не покупают? – повествовал Джавад.
Голова Кречетова настолько опухла от новых сведений, что совершенно отказывалась работать. Повествование Виталика о прошлом, которое для полковника было будущим, теперь – разговор с Джавадом. Есть же некий предел, который может воспринять человек! Тем более, если это новое в корне ломает многие казавшиеся незыблемыми представления о мире.
А тут еще языковые трудности. Многое оставалось непонятным из-за отсутствия перевода, и приходилось постоянно домысливать то, что не сумел перевести Бестужев.
Но даже так Кречетов осознал главное – Джавад знает о большом мире весьма немного. Крохотную часть из того, что происходит на небольшом участке планеты, а уж о том, что творится за ее пределами, не имеет ни малейшего представления. Лишь сообщил, что существует некий Альянс, чей уровень развития позволяет путешествовать между мирами. Причем, – посредством неких туннелей, странным образом соединяющем миры напрямую. И для их работы нужны некие приборы и подвод энергии. То есть то, что уже было известно из рассказов невольных спутников по путешествию.
И ясно было, что Джавад, а может и другие обитатели Зенграба, хотят сами владеть торговыми путями.
– Говорите, там используются какие-то приборы? – не смотря на тяжелую голову, привычно выделил главное полковник.
– Да.
– Ваши люди умеют с ними обращаться?
– Нет.
– Тогда зачем вам эти проходы? Или, как там их? Порталы, – ровным голосом поинтересовался Кречетов.
В его памяти сильной болью отзывался рассказ о судьбе Отечества. Там тоже люди, не умея управлять государством, упорно стремились делать это. С вполне ожидаемым результатом, который мог бы предсказать им любой сколько-нибудь умный человек.
Впрочем, умным людям никакая революция не нужна.
– Ваш человек. Он разбирается, – Джавад говорил так, словно одно умение неизбежно влечет за собой другое.
– Мой человек умеет только ремонтировать, – тщательно подбирая слова произнес Кречетов. – Управлять проходами между мирами он не умеет.
Хотя самому хотелось бы верить в другое. Но по роду занятий полковник был реалистом. Раз ничего подобного во времена Виталика и его дяди не было, значит, разбираться с этим всерьез они уметь не должны.
Некоторое время собеседники смотрели друг на друга, словно пытаясь понять, нет ли в речах обмана, но потом Джавад буркнул:
– Жаль. Но вы все равно подумайте. Мы в долгу не останемся.
Кречетов кивнул. Помимо технических трудностей, он не знал, вправе ли вмешиваться в чужие дела? Не лучше ли для начала выяснить, реально ли будет вернуться, и уж тогда исходить из общего положения.
Жила в сердце полковника крохотная абстрактная надежда – и историю своей страны изменить, и одновременно – наладить хорошие отношения с нынешними развитыми цивилизациями. Хотя, умом он постепенно начинал понимать ее невозможность.
– Люди Порта хотели развязать войну между хитчами и аминами, – подал голос напарник Джавада. – Мы сами слышали все по визору. Хорошо, вы сумели унять кровопролитие и даже подружить оба племени. Им хотелось найти предлог, чтобы уничтожить посевы. Нападение на Караванной Тропе имеет ту же причину.
– Зачем? Некоторые из людей Порта в тот момент были с нами. И они же смогли связаться со своими и предотвратить дальнейшее.
– У них всегда взаимные интриги, – спокойно пояснил Джавад. – Одни хотят одного, другие добиваются другого, а страдаем мы. Нынешние победители тоже задумали что-то плохое, но пока не могу сказать, что? Это меня и заботит.
– Вы тоже не можете объединиться, – справедливости ради, напомнил Кречетов.
– Да, – согласился Джавад. – Я уже несколько лет пытаюсь, но пока не получалось. Может, теперь? Окрестные племена, узнав о нападении на Караванной Тропе, уже готовы признать мою власть хотя бы на время возможной войны. Помоги мне, полковник, а мы не останемся в долгу. Вы уже известны в горах, многие готовы встать рядом с вами. Если не можешь, то хоть оружие продай. Я знаю, вы подобрали на месте боя все.
– Оружие я продам без вопросов. Остальное – извини, но мне надо подумать. Такие дела за минуту не решаются.
– Подумай, конечно, полковник! – Джавад впервые за всю беседу улыбнулся. Как улыбается человек, вообще-то этого делать не умеющий. Но как иначе, если услышал радостную весть?
– Андрей Владимирович, – тихо спросил Бестужев, когда офицеры вышли из зала, – вы действительно рассматриваете союз с горцами в качестве одной из возможностей?
– Вас что-то смущает?
– Но с нами же Элизабет и Айзек.
– Эх, поручик, с нами ли? – вздохнул полковник. – Я, признаться, в этом далеко не уверен. Потому пока не говорите им ничего. Нам действительно необходимо определиться: на чьей стороне правда? Вот тогда и решим, как поступать…
Похоже, это был день сплошных разговоров. Такие дни случаются даже у людей дела. Как иначе, когда надо накопить информацию, чтобы не натворить затем нечто такое, что трудно будет исправить? Да и не за делами посылалась экспедиция – за знаниями.
Мюллеру удалось перехватить Элизабет с Айзеком, едва последние вернулись на постоялый двор. Отвязаться от профессора было невозможно. Если перед тем события неслись вскачь, да и сам поход не очень располагал к неспешным вопросам, то теперь по мнению ученого наступило время получения знаний. Настоящий человек, каких бы степеней не достиг, всегда должен учиться, словно губка впитывая неведомое прежде.
На беду профессора, собеседники попались явно бестолковые. Сведений по точным наукам у них было явно меньше, чем у Мюллера, хотя Карл Иванович прошел соответствующие курсы за несколько веков до них, а наука не должна была стоять на месте.
Кстати, конкретную дату тоже вычислить не удалось. Летоисчисление сменилось, а ни Айзек, ни его спутница понятия не имели, как оно соотносится с прежним, от Рождества Христова, да и вообще, как оказалось, ничего не слышали ни о Рождестве, ни о сошедшем на Землю Сыне Божьем. Тысячелетия Веры сменились веками атеизма, только подразумевало ли это господство Знания?
Собеседники тоже пытались что-то спрашивать в ответ, однако Мюллер живо превратил разговор в экзамен, благо, за долгие годы освоил подобную манеру беседы, а уж бестолковых студентов на пути попадалось столько, что они бы образовали длинную шеренгу незнаек, уходящую куда-то в бесконечность.
