более девяти тысяч рублей, но его покупательная способность здесь была не столь уж и высока. Скажем, весьма посредственный меч стоил не менее статера, а при покупке приличного коня счёт шёл на десятки, а иногда и на сотни.
Но это было только «во-первых» и, следовательно, существовало и «во-вторых». Местные короли очень быстро поняли, что тот, кто держит в своих руках деньги — держит всё. Поэтому фальшивомонетничество каралось в Бритте (так кельты, бежавшие с Земли, назвали новую родину) чуть ли не более жестоко, чем разбой на большой дороге. И если где-нибудь в глуши у меня в качестве оплаты могли принять серебряную вещицу или, скажем, кусочек драгоценного металла на вес, то в более или менее крупном городке попытка расплатиться чем-либо, кроме монет с профилем одного из Их Величеств, вполне могла окончиться приходом стражи и крупными неприятностями. Правда, наряду со статерами и серебряными драхмами, имели хождение и эльфийские золотые монеты (на серебро лесные жители смотрели несколько свысока).
Эльфийская золотая монета у меня была. Одна. Подарок Дениса. Другое дело, что я предпочёл бы сохранить её в качестве сувенира.
В общем, все мои надежды строились на том, что в ближайшем поселении мне удастся более или менее удачно продать что-нибудь из «ненужного». Желательно так, чтобы не привлечь при этом к себе излишнего внимания. Идея «торгануть» одноразовыми зажигалками, выдавая их за мастерскую работу местных гномов, была пресечена на корню. По словам Дениса, эти воспетые в фэнтези коротышки здесь водились, и регулярно вели кое-какую торговлю с людьми, но выставляли на продажу либо оружие, либо драгоценные камни. И за то, и за другое запрашивались совершенно неприличные деньги, часто, в самом буквальном смысле этого слова, товар отдавался «на вес золота». По словам эльфа-изгнанника, как правило, дело того стоило. Всякого рода блестяшки, вроде синтетических драгоценных камней, тоже могли «довести до цугундера». Уж не знаю, как местные ювелиры (в большинстве своём либо обладавшие толикой магического дара, либо, в противном случае, обречённые на разорение) определяли подлинность камней, но делали это они вполне уверенно.
Итак, чем я располагал?
В моём дорожном мешке лежали два ножа. Вполне обычных ножа, как их принято называть, туристическо-бытового назначения. Но — если верить ценнику и внешнему виду — клинки этих ножей были изготовлены из дамасской стали. По словам Дениса, подобная сталь в Бритте была неизвестна. Вернее, гномы-то, вероятно, вполне владели необходимыми технологиями, но почитали их не самыми лучшими. Лезвие из гномьей голубой стали могло настрогать клинок моего ножа как карандаш. Но в сравнении с изделиями людских кузнецов такие ножи выглядели весьма впечатляюще, как в части узора на клинке, так и в части общей отделки.
Вдобавок я, мысленно попросив прощения у матери, прихватил несколько оставшихся от неё колец. В серебряную оправу были вставлены камни, пусть и не считающиеся драгоценными, но вполне натуральные — чароит, малахит, лазурит. Мама не увлекалась ювелирными украшениями, это были подарки друзей на всякого рода события, вещицы недорогие и не сказать чтобы особо эффектные, но, в самом крайнем случае, можно попытаться продать и их.
За безделушками я забежал на родительскую квартиру перед визитом к Галине — опасался, что потом может не остаться времени. А ножи купил сразу после беседы с Денисом.
Местное поселение (я как-то не удосужился узнать, как следует называть подобные места — село, деревня или как-то иначе) постепенно приближалось. С вышки, где скучал одинокий стражник, меня заметили, но особого интереса не проявили. Один человек по определению не несёт угрозы, идёт — и пусть себе идёт. Никто не торопился перегораживать дорогу и требовать платы за вход. И то ладно — в городах, по словам Дениса, могли бы и потребовать, не столько ради пополнения городской казны, а исключительно как критерий отсева. Мол, если ты не готов расстаться с несколькими медяшками, то и в городе тебе делать нечего, тут и местной голытьбы хватает.
В целом, деревня — какого-либо подобия храма я не наблюдал, хотя это и не означало, что его нет, но всё равно буду называть это деревней — выглядела достаточно мирно. Детишки бегают, люди какими-то делами занимаются. Куда-то протопали двое стражников, взбивая клубы пыли подкованными сапогами и позвякивая кольчугами. На меня они внимания также не обратили.
Нужный мне субъект был мною замечен сразу. Седой дед, истинный возраст которого определить не представлялось возможным, поскольку в мире, лишённом современной мне медицины, люди стареют рано, сидел на скамье у дома и ловко что-то строгал. Нож в его руках так и летал, стружка брызгала во все стороны — в общем, дед казался вполне бодрым и, следовательно, вполне мог ответить на пару простых вопросов.
— Доброго дня тебе, отец.
— И тебе лёгкой дороги, путник, — старик отложил в сторону почти законченную деревянную ложку и медленно склонил голову.
— Скажи, где я могу найти торговца?
Дед посмотрел на меня с явным неодобрением, по всей видимости, я сказал что-то не так. Знание языка, увы, не сопровождается автоматическим знанием традиций. Может, следовало сперва поговорить о чём-то отвлечённом, и лишь потом сообщать о своих потребностях? Не знаю… в любом варианте, я не желал сейчас вступать в длительный диалог, чревато осложнениями.
Взгляд старика скользнул по моей кольчуге и мечу, на мгновение задержался на выглядывающем из-за плеча луке — спорю на сто золотых, подобных конструкций здесь никогда не видывали — и благоразумно решил, что указывать вооруженному человеку на какие-то нарушения общепринятых норм не стоит.
— У нас один торговец, его зовут Охан Мак Кормик. Его лавка там, — дед ложкой указал направление. — Ты не ошибёшься, воин, над дверью лавки доска с рисунком зайца.
Заяц, священное животное кельтов, являлся символом процветания, изобилия, хорошей жизни, но лавке глубокоуважаемого Охана зверёк помогать явно не торопился. С моей точки зрения, большая часть выставленного товара вполне подходила под определение «хлам». С другой стороны, а чего ожидать от торговца, ведущего дела в забытой всеми кельтскими богами деревне, где не то что богатого покупателя — обычного-то днём с огнём не сыщешь.
Хозяин, весьма уже немолодой человек, высохший до состояния жерди, бросил на меня не слишком благожелательный взгляд. Создавалось впечатление, что мой визит оторвал его от размышлений о бренности всего сущего вообще и
