обороняющихся сейчас размещалась у западной стороны.
Расстояние между северными и восточными воротами составляло около полутора лиг, поэтому следовало искать брешь в этом районе. Я решил использовать поток с максимальным замедлением времени, так, чтобы при малейшем намёке на проявление предательского свечения, смог бы вовремя среагировать и отступить назад. Такой эксперимент я проводил впервые, поэтому выставил руку перед собой в надежде, что сила клирика не была способна охватить всё тело разом и это дало результат: как только пальцы начали сиять, я напряг сухожилия и отскочил назад. Упал ничком в траву. Замер. Со стен никто не пытался меня подстрелить, а из ворот не выскакивали всадники. Уже что-то.
Целый час я бился о невидимую преграду, прежде чем нащупал брешь. Кто-то грамотно расставил клириков, так что те покрывали все подступы, а силу использовали пульсирующими потоками — волна могла объявиться там, где мгновением ранее её не было и это заставило меня изрядно попотеть. Ещё час я пробирался к стене лавируя между невидимыми волнами святой силы, уставший и с опустошённым поток на две трети. У куртины пульсации ослабли, видимо клирики излучали силу в направлении от стены, экономя поток, что мне казалось логичным. Правда я не совсем понимал против кого они выставили подобный заслон, нашего брата с такими почестями никогда не встречали: церкви было плевать, по большому счёту, на разборки между благородными, себя же они всегда считали неприкосновенными для Добрых Людей и не без основания. Жаль, что затея с изменёнными провалилась: очень хотелось утереть нос напыщенным епископам и прочей церковной братии.
«Уж я бы показал им, где раки зимуют!»
Я начинал ворчать и ругаться с внутренним голосом, а это верный признак усталости. Следовало поберечь поток. Собравшись с силами, я совершил последний рывок и взлетел на куртину, благо она была не очень высокой. Не задерживаясь на стене, соскочил вниз и приземлился в кустарник. Прислушался. Где-то правее вели разговор, но слов мне разобрать не удалось. Пригнувшись, я осторожно выбрался из зарослей, обогнул хозяйственные постройки и вышел ко рву, который примыкал к старой городской стене, поросшей мхом и лозой. Подъёмный мост убрали, так что иного пути как через стену у меня не было. Я отдышался, прикинул высоту преграды, сопоставил остатки потока и пришёл к выводу, что должен справиться. Присел и прыгнул, взмыв над древней каменной кладкой, но слегка переусердствовал, а потому перелетел через защитное сооружение и рухнул вниз. Приземлился на чей-то балкон, разметав цветочные горшки и тут же прыгнул снова, уцепился за край крыши, закинул ногу и выкатился на покатую кровлю. Замер. Снизу раздалась ругань, и зажегся свет в окне.
«Бесов праздник…»
Я вскочил на ноги и понёсся вглубь города, перескакивая с крыши на крышу. Когда цифра потока дошла до девяноста пяти, я соскочил вниз, оказавшись в мрачном дворике со старым колодцем, ворот которого давно отгнил. Прислонившись спиной к влажным камням, я затаился. Никто не свистел, не бил в колокол, и лишь отдалённая канонада напоминала, что Тиза в осаде.
Единственный ход из дворика вёл на освещённую улицу. Я отряхнул одежду, приколол значок законника к отвороту камзола и вышел на свет. Ни души. В Тизе я не был пятнадцать лет и уже успел позабыть местные ориентиры. Город несколько изменился, это я успел заметить пока нёсся по крышам, но местный храм переносить бы никто не стал, а значит он мог послужить неплохим ориентиром. Я напряг память и пришёл к выводу: храм остался севернее, а значит мне стоило забирать левее, чтобы выбраться к Купеческим кварталам и поискать там одноухого Милида. Судя по облагороженным фасадам местных строений, я находился в Центральном районе, путь же в Купеческий пролегал через Жилой, который занимал чуть ли не половину города. С опустошённым потоком подобное путешествие в ночь могло стать роковым. Следовало где-то укрыться до утра и восстановить силы.
Улица вывела меня к небольшой площади, даже не площади, так — маленький парк с фонтаном, вокруг которого местные насадили голубые ели и кусты можжевельника. Красиво, ничего не скажешь. Я запомнил Тизу с каменными мостовыми и редкими насаждениями в двориках зажиточных бюргеров. Этого парка я не помнил, поэтому продолжал двигаться на юг, благо отсутствием чувства направления я не страдал, к тому же к полуночи распогодилось и я отчётливо различал вдали снежные шапки вершин Белых Гор.
Проскочив ещё парочку кварталов, я вышел к Торговой площади не узнать которую было сложно, побывав тут единожды: разнообразные вывески крупных лавок на любой вкус кольцом опоясали внушительных размеров открытое пространство, где просматривались торговые ряды, усеянные гнилыми фруктами и прочим мусором, оставшимся от деятельности лавочников мелкой руки; в центре возвышалась статуя Дейлы и памятник Этьену де Риголю, де Талю, маркизу де Вильбо запечатлённого верхом на коне. На освещение площади бургомистр не поскупился, и теперь десятки масляных фонарей разгоняли тьму и подсвечивали статуи. В дальнем конце площади шумел фонтан, возле которого я приметил пятёрку людей с ручными фонарями — патруль гвардейцев, не иначе. Клирика с ними не было — этого можно было опознать по характерной белой сутане, благо среди патрульных человека в светлом не наблюдалось. Впрочем, гвардейцев мне тоже следовало держаться стороной: лучше лишний раз стражам на глаза не попадаться и не плодить слухи о блуждающих ночной Тизой одиноких законниках, слухи эти естественно дойдут до толковых людей, а те в свою очередь быстренько определят, что законник-то липовый.
Я вернулся на улочку и спрятался в тёмном проулке. Подождал пока патруль скроется и только после этого выбрался на площадь. Если память меня не обманывала, то в паре кварталов западнее размещались городские бани — одни из великого множества купален Тизы. Хозяина я когда-то знал. Конечно, у меня не было уверенности, что долговязый Шон всё ещё заправляет в банях, но старые связи — дело крепкое, на крайний случай придать веса словам можно пригоршней денье или, на худой конец, полновесным ливром.
К баням я добрался без приключений, разминувшись пару раз с гвардейцами. Обычно возле купален ночью крутился всякий сброд и нечистый на руку народец, охочий до чужого добра, но сегодня здесь было пустынно, впрочем, так теперь должно быть во всей Тизе — комендантский час, как никак. С жуликами церемонится не станут, если изловят сразу определят в «чёрную роту» да отправят к дальнему равелину, и делу конец, или того хуже — сожгут для острастки на Храмовой площади.
Бани за пятнадцать лет практически не изменились, разве
