Ознакомительная версия.
– Ну, мои их ночью возьмут тихо, делов-то.
И тут я вспомнил, на кого он похож… точно! На Ланового! Такие же выразительные черты лица, морщины лучами из уголков глубоко посаженных глаз. Сразу что-то фильм «Офицеры» вспомнился.
– Добро, – кивнул Ткачев, – возьмете их – и к себе забирайте. Вытяните из них всё, и можете в трибунал передать их, потом ко мне, доложишь.
– Слушаюсь, – ответил Зубов, поставил пустой стакан на стол и встал. – Разрешите идти?
– Да, майор, свободен.
Ткачев прошелся еще пару раз вдоль окон, развернулся и сказал:
– Ну, спасибо, партизаны. Что-то еще?
– Да, товарищ подполковник, – сказал Димка, лукаво отведя в сторону глаза, – помнится, в советские времена, тем, кто нашел клад, полагалось двадцать пять процентов от государства.
– И к чему ты ведешь, майор?
– К тому, что есть тема для обсуждения на следующем городском совете.
Ткачев сел за стол напротив нас, помолчал минуту, пододвинул к себе пепельницу и, закурив, сказал, как-то нехорошо посмотрев на Димку:
– Ну, излагай.
– Разрешите мне, – спросил я, вставая.
– Сиди, – махнул он рукой, – ну, слушаю.
– Я понимаю, товарищ подполковник, что принцип «кормить свою армию, чтобы не кормить чужую», будет работать всегда, – начал я издалека.
– Ну, пока армия тут всех кормит, – ответил он, нахмурившись.
– И как долго это будет длиться? «Национализированных» запасов оптовых складов надолго не хватит. Вы же провели перепись, сколько сейчас людей живет в нашем округе?
– Вместе с вашими «колхозами» – двадцать тысяч.
– А сколько из них на службе?
– Практически половина.
– О как. То есть другая половина – это дети, женщины и пенсионеры, которые, по сути получается, и будут должны кормить армию? Или отряды продразверстки по нашим колхозам пройдутся по осени?
Ткачев задумался. Притушил сигарету и сказал:
– Половина из тех, кто на службе, это мобилизованные.
– Понятно, но пока они мобилизованы, соответственно, их тоже нужно кормить. Дачные поселки, тот же Шанхай и пригород, смогут себя обеспечить продуктами, это без вопросов, с городом поделиться излишками… это тоже без вопросов. Но выше головы не прыгнешь, на всех не хватит. А те, кто живут в городе, скажем прямо – иждивенцы, их кто обеспечит? Я не претендую ни на золото, которое в развалинах сберкассы, ни на продукты, место нахождения которых наверняка обозначено в документах из МОБ-отдела… но мне кажется, вы, городской совет, пока люди вам верят и надеются на вас, в самое ближайшее время должны выработать… мм… не знаю – систему, политический строй, жизненный уклад… как хотите назовите, но люди должны хоть примерно видеть будущее, хоть где-то далеко на горизонте, но видеть… и тем более иметь возможность самостоятельно это будущее для себя и своих детей построить.
Ткачев крепко зажмурился, потер лоб пальцами, будто разминая мозги, потом откинулся на спинку кресла и спросил:
– Так, торопитесь?
Мы с Димкой переглянулись и синхронно отрицательно помотали головами.
– Тогда, может, чего покрепче чая?
Мы так же одновременно пожали плечами, вроде как не возражаем.
– Игорь!
В дверях опять появился шустрый старлей.
– Где там «шило» у тебя? И закусить что-либо.
Старлей удалился и через пару минут возник снова, выставив на стол бутылку минералки, вскрытую банку консервированных ананасов, пачку галет и видавшую виды армейскую флягу в чехле. Ткачев сполоснул стаканы, разлил из фляги спирт и разбавил его минералкой один к двум и, подняв стакан, сказал:
– Ну, дай Бог, не последняя.
Я выпил и, закусив ананасом, хотел было продолжить свою речь, но Ткачев быстро подсунул мне лист и карандаш…
– Вот пиши.
– Что писать?
– Ну как что – твои соображения, то есть как жить дальше. Только воды поменьше, конкретики побольше… и по пунктам: раз, два, три – без всяких там «горизонтов» и «света в конце тоннеля». И ты пиши, – Ткачев также пододвинул Димке лист и карандаш.
– Батя… ну я ж это… мое дело война, это, вон, Алексей у нас «внештатный замполит».
– Да? А про двадцать пять процентов кто мне тут рассказывал?
– Так… я это… просто вспомнилось.
– Вспомнилось ему, – сказал Ткачев, разливая новую порцию «коктейля» по стаканам, – его дело война… а я тут вроде как по своей воле и аж подпрыгиваю от радости!
– Алексеич, ну вот чего ты заводишься?
– Ты еще не видел, как я завожусь!
– Да вот в том-то и дело, что видел, лет шесть наблюдал приступы «всех расстрелять», вот и переживаю.
– А… ну да… действительно, – уже спокойно и улыбнувшись, ответил Ткачев, – серьезно, майор, если есть что дельное, тоже пиши.
– Да не приходит ничего на ум… разве что…
– Что?
– Специалистов надо всех собрать в кучу, ну в смысле инженеров, учителей, технарей… в общем, сделать такую группу людей и поставить ей боевую задачу. В смысле просто задачу, чтобы они, исходя из того положения, в котором мы все оказались, начали придумывать разного рода мероприятия для города. Электричество надо? Надо. Хлеб печь надо? Надо. В общем, пусть мозговой штурм устраивают, как нам всем выжить, чем питаться, во что одеваться. В девятнадцатом веке станки и на паровой тяге работали, и ничего – голыми и босыми не ходили. Не тебе ж, Бать, обо всем думать, да в совете городском кто? Два пенсионера, мент и доктор… о чем вы там насоветуетесь?
– Видал? – спросил у меня Ткачев. – А майор-то наш всё дураком прикидывается с одной извилиной от фуражки.
– Ну, – согласно кивнул я и перевернул исписанный лист на другую сторону.
– Вооот, дело говоришь, майор… давайте, чтобы получилось всё у нас, – Ткачев поднял стакан.
Написав еще несколько строчек, я протянул лист подполковнику.
– Ну что тут… так… вот это что? Сохранить что?
– Где?
– Вот.
– А, сохранить институт частной собственности… У мужика, товарищ подполковник, должно быть то, что он оставит детям после смерти кроме наследственных болезней и фамилии.
– Ну… согласен… так, что тут? Ага, это мог бы не писать.
– Вы про что?
– Ну, про оружие.
– Так это сейчас всем всё понятно, а потом, если Бог даст, всё станет налаживаться, обязательно найдутся те, кто забудет, что свободы мы добились с помощью оружия, и что только с помощью оружия можно сохранить честь и свободу.
– Ясно, – согласно кивнул Ткачев, – так, ну дальше вроде понятно.
Подполковник разлил по третьей.
– Давайте по третьей, не чокаясь.
Мы втроем встали, помолчали и выпили до дна.
– Так, вот это сюда, – сказал Ткачев, укладывая написанный мною лист в пухлую папку на завязках с надписью «Городской совет» и потряс ею, – вот видите, сколько уже вопросов за неделю накопилось.
Ознакомительная версия.
