Ознакомительная версия.
– Конечно! – Лю ухватилась за протянутую спасительную палочку. – Во всем виновато курево! Будь оно неладно! А вы на самом деле смотритесь очень достойно для своего возраста, это я без всякой лести заявляю!
– Комплимент сомнительный, ты ничего не знаешь о моем возрасте, но прогиб засчитан, раз уж что-то приятно защебетало у меня в районе тщеславия, – Настя позволила себе улыбку. Широкую, до ушей – и только сейчас до Летиции дошло, что женщина развела ее.
– Вы насмехаетесь надо мной? Сироту метрошную всякий обидеть может… – Лю тоже дурачилась, но серьезного выражения лица сохранить не сумела, заулыбалась.
– Насмехаюсь, – созналась Настоятельница. – Свои сорок я уже практически не помню, но старой себя не считаю. Если ты не забыла, а склерозом в столь нежном возрасте обычно не страдают, Приют достиг определенных успехов в борьбе со старостью. Грех сапожнику быть без сапог.
– Так сколько вам?
– Считай, что мы ровесницы, так тебе будет проще называть меня Настей, – бесцветные глаза Настоятельницы светились каким-то детским (уж точно не по возрасту!) озорством. – Только жизненного опыта, трансформированного в мудрость, у меня побольше будет.
– Ладно, девочка, – «ровесница» внезапно шлепнула ладонью по столу. – Хватит болтать! Моя вина – отвыкла от новых лиц, развязался язык. К делу: как мы с коллегами ни бились, с лучевой особых успехов не достигли. Побочного много всего победили, некоторые прорывы тянули на Нобелевку, но с основной задачей не справились. А затем наша команда… – Настя нервно забарабанила пальцами по деревянному подлокотнику своего шикарного кресла, – скажем так, перестала существовать, осталась я одна. И как бы ни верила в свои силы и способности, в единственную голову, какой бы светлой она ни была, такие проекты не вытаскиваются. К сожалению… Ты думаешь, мне хочется быть настоятельницей хосписа?
«Барабанный» стук на миг прекратился.
– Хрена лысого! Я врач, людей должна лечить и спасать, а не разводить еле живых мумий! Но последние годы вынуждена заниматься продлением полужизни своих пациентов в тупой, ни на чем не основанной надежде, что чудо произойдет и панацея будет найдена. Сама собой.
– Но…
– Не перебивай, Лю, это чертов монолог, мне просто нужно выговориться, – Настоятельница злилась, но не на девушку. – Извини. Мне противопоказано длительное одиночество.
Летиция хотела спросить, какое может быть одиночество, когда вокруг столько Сестер, но рисковать не стала, Настя в слабо контролируемом гневе ее пугала.
– Чудо, – Настоятельница с нескрываемым сожалением смотрела на дымящийся в пепельнице окурок. – Чудо…
Она раскрыла небольшой футляр, обитый выкрашенной в бордовый цвет тканью, извлекла оттуда очки в тонкой оправе и нацепила себе на нос.
– Лю, ты веришь в чудеса? – внимательные глаза за чуть тонированными линзами уставились на девушку.
Летиция растерялась, замямлила:
– Ну… я не… может быть, но…
– Зря, девочка, очень зря. Они случаются. Одно такое произошло несколько недель назад.
Купол – это небо, маленький кусочек вселенной. Я вижу звезды и далекие туманности, скрывающие великое множество тайн. Вижу движение солнца, изо дня в день бредущего с востока на запад. Иногда вижу облака – невозможно белые, они нависают прямо надо мной, низко-низко, если я подниму руку, то обязательно дотронусь до их пуховой перины. Но не хочу, боюсь спугнуть… и не могу, мышцы скованы слабостью. Мне не всегда удается открыть веки, и тогда я любуюсь небосклоном сквозь них – так даже интереснее. Непрозрачная кожа, непрозрачный купол церкви, а небо все равно пробивается сквозь все преграды. Оно ждет меня. Я еще не умею побеждать гравитацию – однако каждый день, отмеренный неутомимым солнцем, сближает нас с небом, я становлюсь легче, невидимые корни, притягивающие тело к земле, истончаются, превращаются в нити. Очень скоро они лопнут и я освобожусь, я полечу! Сквозь веки и золотой купол Никитской церкви, к облакам и солнцу, к звездам и таинственным туманностям.
Но пока я жду. Храм пытается говорить со мной, иногда голосом Люка, иногда моим собственным голосом, звучащим прямо в голове. Храм жалеет меня и пытается утешить, а я рассказываю ему о звездах и облаках, но чаще мы молчим и ждем. Мне не страшно, лишь чуть-чуть одиноко, ведь я не могу остаться даже наедине с собой, меня нет, Химик, которого я не помню, уничтожил личность того, кем я уже не являюсь. Это странно – не быть собой, не иметь воспоминаний, не знать прошлого, не надеяться на будущее… Мое настоящее – это ожидание. Я – кусочек неба, недостающий пазл в его бесконечной мозаике. Я жду, мне нужно заполнить пустоту – собой и в себе.
Иногда Люк заставляет меня есть и пить, он бывает чертовски глуп, он не хочет слушать мои рассказы о небе… Еда и вода делают меня тяжелее, они прижимают обратно к земле, напитывают корни, впивающиеся в землю, ненужной силой. Он не слушает меня, он поглощен разговором с Храмом.
Они понимают друг друга, Храм и человек. Храм открывает человеку прошлое… Люк делится со мной откровениями, но я не в силах услышать. Я жду ангела, который поможет мне оторваться от земли. Я закрываю глаза и высматриваю в небе два белых крыла. Горизонт чист и светел, и я не пропущу его прибытие.
Глава 21
Причуды транскрипции
– Покурили, теперь можно и выпить, – Настоятельница извлекла откуда-то из недр стола початую бутылку красного вина. – Пойло дрянь, до Катастрофы шло по сто рублей за литр, но за неимением лучшего… Не побрезгуешь кислятиной?
– Не побрезгую, – Лю энергично закивала.
Древнее пойло забулькало в хрустальных фужерах.
– Будем! Ох и мерзость мерзостная, – Настя сморщилась, но бокал из рук не выпустила. – Годы ей благородства не добавили.
– Вы говорили о чудесах, – вкус действительно был на очень большого любителя старины, однако Летиция гримасничать не стала, опасаясь обидеть щедрую на диковинки хозяйку. В глубине души она надеялась выпросить еще одну сигаретку.
– Да, чудеса… На охоте сестры сбили детеныша вичухи – эта тварь настоящий рассадник необходимых для моей лаборатории ингредиентов. А вот что девочки обнаружили в желудке «трофея».
На этот раз диковинкавозникла не из стола, Настя достала ее из кармана: небольшой, но увесистый цилиндрик из темного металла.
– Внутри письмо. Отчет. Не дошедший до адресата…
Настоятельница говорила нарочито медленно, запивая чуть не каждое слово древним вином. Однако Летиция держала себя в руках, понимая, что разговор подходит, наконец, к самому важному.
– Думаю, прожорливая маленькая вичуха сожрала почтового голубя или его неизвестного мне современного заменителя, и потому послание отправилось не на восток, как того желал отправитель, а в противоположную сторону. Да, мы находимся немного западнее от места отправки сообщения. Если точнее, всего лишь в сорока километрах…
Ознакомительная версия.
