Пришедший в себя о’о’йан подтвердил, что землянин отнюдь не нападал на него; он сам виноват; просто он никогда раньше не имел дело с землянами и не ожидал такой быстрой реакции со стороны пациента.
– Спасибо за помощь, – завершил он свой монолог.
– Не стоит благодарности, – Раньи нетерпеливо оглядел присутствующих, пытаясь по ногам определить, кто старший по чину. – Как мой брат? Где он?
– Чувствует себя хорошо, – молодой мужчина в дверях добродушно улыбнулся ему. На груди у него была эмблема военно-медицинского корпуса Земли – змея, обвившая чашу с целебным ядом. – Кстати, он в соседней комнате.
Раньи бросился вперёд, зашатался, санитар поддержал его. Ни один из присутствовавших гивистамов или о’о’йанов не двинулся с места. При всём сочувствии к землянину-перебежчику они не могли преодолеть какого-то почти физического отвращения к обнажённому примату. Они рассматривали его профессионально-холодными взглядами.
– Дышите поглубже, – посоветовал санитар. – Ваша одежда в шкафу, вот здесь.
Раньи кивнул и последовал его совету. Несколько глубоких вздохов – и вот он уже чувствует себя на ногах потвёрже. Оделся, и на ходу застёгиваясь, бросился к палате брата. У дверей – два массуда, в комнате – два землянина. Санитар сделал знак, его пропустили. Сагио сидел в кровати, наблюдая за голографическим изображением, двигавшимся перед ним прямо в воздухе. Увидев брата, он нажал невидимую кнопку – изображение исчезло.
– Привет, Раньи, – он весело улыбнулся. Довольный, никакого напряга.
– Ты выглядишь похуже, чем я.
Раньи, пошатнувшись, схватился за стену.
– Да, наверное. Как ты?
– Нормально. Я слышал, что с тобой произошло. Зря ты это. Я раньше тебя пришёл в себя.
– Он взглянул на санитара и стражей. – Нельзя ли нам остаться наедине?
Санитар поколебался, потом кивнул, повернулся к страже, выходя вместе с ними из палаты и улыбнулся братьям.
Раньи оглядел комнату.
– Вряд ли мы так уж наедине. Наверняка, здесь всё напичкано «жучками».
– Странно, если бы было по-другому. Мы бы поступили точно так же на их месте. Остальные наши ребята уже побывали у меня. Они всё видели. Наверное, зрелище было довольно убедительное; во всяком случае они теперь поверили тебе. Я, правда, ничего сам не видел, но тоже верю. Турмаст сказал, что они видели всё это, и даже мой мозг на экране. Они даже разрешили им самим там что-то покрутить. – Он провёл рукой по волосам. – Ты знаешь, я ничего нового не ощущаю.
– Ты и не будешь, – медленно проговорил Раньи.
– Они провели со мной какие-то тесты. Сунули меня в какую-то машину, которая вроде бы воспроизводит что-то похожее на Учителя. Специальная программа – имитирует импульсы амплитуров. И ты знаешь, я почувствовал, что у меня в голове что-то происходит. Как будто меня что-то подталкивает, на какие-то мысли, совсем не мои… Такого никогда со мной не было. – Он повернулся в постели, серьёзно посмотрел на брата. – Неужели так это и было? Учителя, выходит, заставляли нас делать, что им хочется, а мы этого даже не осознавали?
Раньи медленно кивнул: он наслаждался тем, что он может сделать такой чисто человеческий жест и что ему это совсем не противно.
– Свои сигналы-импульсы они называли «предложениями». В общем-то верно, только никто не мог их отвергнуть – не было защитного приспособления. Только у землян оно есть. Операция не вернула нам этот механизм, но теперь у нас есть иммунитет к их «предложениям». Мы больше не будем их слушаться.
– И ещё: это правда, что мы – те же земляне, что нас похитили ещё детьми? Раньи ещё раз торжественно кивнул.
Вид Сагио на какое-то время стал совсем жалобный.
– Трудно всё это сразу воспринять, Раньи. Трудно.
– Думаешь, лучше по чайной ложке? Вряд ли.
– А ты давно всё это узнал? С тех пор как ты куда-то исчез на Эйрросаде, да? – не дожидаясь ответа брата, он откинулся назад, на подушку. – Всю свою жизнь я был ашреганом, а вот теперь – несколько манипуляций с моим мозгом – и я землянин. Хотелось бы, конечно, ощущать что-то совсем новое. Тогда было бы легче. – Он дотронулся до головы. – А эта проклятая штуковина, она всё ещё там?
– Говорят, что она сидит слишком глубоко, удалять рискованно, – объяснил Раньи. Он дотронулся до собственною черепа. – У меня она тоже сидит. Как у всех наших. – Он поискал глазами стул, подвинул его к кровати. Вообще-то, стул был рассчитан на изящный задик гивистама, но ничего, как-нибудь и его удержит.
– С тех пор как мы высадились на этой планете, меня беспокоят кое-какие мысли. Раньше поделиться ими было не с кем. Теперь я могу поговорить с тобой.
Сагио как-то беспомощно заморгал.
– Ну давай.
Раньи помедлил, потом как-то нерешительно спросил:
– В какое время они тебя будут кормить?
Брат бросил на него какой-то странный взгляд, но быстро ответил:
– Последний раз я ел час назад. Следующий раз, наверное, вечером.
– Позови-ка дежурного. У тебя есть эта кнопка?
– Конечно. – Сагио нажал нужный тумблер. Через несколько секунд появился о’о’йан. Раньи обратился к нему, не поворачиваясь, глядя на брата:
– Мы хотели бы поесть чего-нибудь.
– Ещё не время, – отрезал тот.
Раньи мысленно весь сконцентрировался на своей просьбе:
– Мы, правда, очень хотим. И именно сейчас.
О’о’йан моргнул.
– Конечно, конечно. Вы хотите чего-нибудь конкретно?
– Да нет, – Раньи был вполне удовлетворён такой реакцией. – Всё равно, что принесёте.
– Хорошо, – маленький дежурный, похожий на рептилию, поспешил выполнять заказ.
Сагио наблюдал за всем этим с напряжённым вниманием. Он не забыл о мониторах.
– Чего это ты?
– Да так, – проговорил Раньи медленно, тоном, прямо противоположным содержанию своих слов, – проголодался.
– Ага. Точно – проголодался.
Раньи молча смотрел на брата. Сенсоры в комнате могли фиксировать его слова, движения, даже, может быть, выражение лица – но не мысли. Этот эксперимент подтвердил гипотезу, которая начала у него зреть с момента стычки с унифером-женщиной, тогда в овраге, когда он ещё был ашреганом. Уж слишком легко согласилась она с его уж чересчур смелым предложением. Тогда он особенно не задумался об этом, но мысль засела где-то внутри и время от времени прорывалась на поверхность. Потом – ещё это столкновение с двумя техниками-массудами у щита управления. После этого он ещё больше укрепился в своей догадке. А теперь – эта покорность, с которой был принят его заказ. А ведь для о’о’йана нарушение порядка – это нечто немыслимое, вроде как предложение подышать жабрами вместо лёгких.
