— Он может говорить и на прекрасном русском. С питерским выговором. Я не уверена, что он работает только на Ибрагима.
— Может, это и к лучшему.
— Не думаю. Многие хотят заполучить то же, что и Ибрагим. А многие — хотят, чтобы оно продолжало лежать, где лежит. В любом случае — после того, как мы добудем то, за чем нас послали, от нас избавятся. Меня уже продали. На мне кровь родича Агахана, ваханского вождя. Они постараются меня с Вахана не выпустить. А ты, даже если тебя выпустят оттуда, до конца жизни — недолгой жизни — будешь убийцей на побегушках. Пока Ибрагим не продаст тебя.
— Меня можешь продать и ты, — заметил Юс, подлив себе чаю. — Если ты вернешься вместе со мной, тебе, может, дадут медаль. Или дачу.
— До наших болот отсюда очень далеко. А пока — и ты, и я в ловушке здесь. В мешке. И выбраться отсюда мы сможем, только если будем вместе. Мне некому больше доверять здесь.
— А что вы собираетесь искать на Вахане? — спросил Юс. — Ну, если ты хочешь моего доверия, расскажи. Из-за чего весь сыр-бор?
— Я не знаю. Знает только Семен.
— Взаимное доверие — великая вещь, — сказал Юс сонно. Ему не хотелось ничего обсуждать, ни сверх-, ни архиважного, а хотелось только откинуться на подушки и дремать, слушая невнятный гомон вокруг, ощущая сытое, густое тепло внутри.
— Но я знаю, что там во время афганской построили секретную базу. А после — забросили ее. Почти ничего не вывезли. Но что бы там ни было, оно достаточно мало, чтобы несколько человек, или даже один, могли это унести. И достаточно ценно. Если оно окажется у нас в руках, мы сможем диктовать свои условия. И выкупить свои жизни. Жизнь твоей Оли тоже.
— Да, наверное, — согласился Юс.
— Ты подумай. Хорошо подумай, — сказала Нина. — Встретимся у машин. Выжди, не иди сразу следом за мной.
— У меня и в мыслях не было, — признался Юс.
Когда Нина ушла, Юс откинулся на подушки и с наслаждением закрыл глаза.
Открыл он их, когда над ветками старой ивы уже зажигались первые звезды.
По пути назад, к площади и памятнику, он сбился с пути. Уже совсем стемнело, когда наконец выбрался на площадь, к машинам и распростертому на асфальте вождю. И к грузной, раскоряченной туше бронетранспортера подле него.
Кривоногих Есуевых гвардейцев, а следом за ними и Шавера с его командой, разоружив, скопом заперли в подвале соседней пятиэтажки. Впрочем, держали их там не двери с коммунально-имперским замком, болтавшимся на одном шурупе, а пара неторопливых людей в рыже-пятнистой униформе, присевших на бордюр неподалеку от двери. Сидели молча, слушая темноту, неподвижные, как сфинксы, с длинноствольными «АК-100» на коленях. Семена с Есуй завели наверх, в сохранившуюся на втором этаже неразграбленную квартиру. Юса втолкнул туда здоровенный, веснушчатый, белобрысый верзила с закатанными по локоть рукавами.
— Так это и есть ваш третий? — удивленно спросил майор, выпустив колечко дыма.
— Сам пришел, — отрапортовал верзила, — подошел к БТРу и стоит, как пень. Ну, мы его за шиворот.
— Не дергался?
— Не, товарищ майор, не дергался. Как барашек.
— Оружие?
— Не-а, — верзила помотал головой.
— Что, вообще?
— Даже зажигалки нету. Деньги, паспорт, а больше ничего нету.
— Ну нету, так и ладно. Все в сборе. Или еще кто-нибудь?
Сидящий на полу со сцепленными за спиной руками Семен помотал головой:
— Ныкого, товарыш майор.
— Смотри, Сёма. Нет у меня к тебе доверия больше, совсем нет. Скурвился ты, — майор вздохнул. — Мы ж тебя предупреждали.
— Моя нэ с вами справа, — буркнул Семен. — На што ты на нас залупыуся, не розумию.
— Не с нами? А через чью границу ты идти собрался?
— Та мы ж вашым давалы. Тэбэ шо, ще трэба? Богато ты, браце, москальства прыхопыв.
— Ты, курва, щэ раз мяне «братом» пакличаш, я табе вока на дупу нацягну, багнюк лайны!
— О як кажа, подывыся ты. Нэ забув за кильки рокив.
Белобрысый верзила усмехнулся. То, как майор покраснел, было заметно даже сквозь густой загар.
— Ладно, — сказал майор примирительно, — не трепись зря. Может, эти с тобой, тоже по мове?
— А то, — Семен усмехнулся. — Пане Юзефу, мовце пану офицерову, шо мы тута шпацыроваты ехалы.
— Что, и баба тоже? Ты что, бандеровать на Памире собрался? А сало жрать своих кривоногих приучил? — Майор захохотал.
Отсмеявшись, высморкался в обрывок туалетной бумаги и сказал:
— Ладно, холера ясна, деньги деньгами, но ты ж куда прешься? Ты думаешь, я такой идиот, что в твои сказки поверю? Ты ж, курва, нам все перебиваешь. Не пизди! Чем бы там ты еще ни думал заняться, этого уж точно не упустишь.
— Да воны ж з тобою дамовылыся!
— Им у меня веры еще меньше, чем тебе. Вон, с тобой они тоже «дамовылыся». И за моей, между прочим, спиной. Не прищучить их, сволочей. Забились в свои лайные коридоры. Это раньше, — пару групп, да с крышей. Только пятки чесали б. А сейчас, — майор скривился, — полдивизии черножопых. С ними разве что сделаешь? Растрезвонят. Мясо дурное. Только на своих и глядят. Мне хотя б тогдашнюю роту витебскую…
— А ты до нас ходы.
— Та я ж не курва, черным жопы лизать, — сказал майор. — Короче, пятнадцать штук на бочку, и выбирай сам, кого оставить в залог твоего хорошего поведения. Или пана Юса твоего, или бабу. А с тобой, для верности, мы пару своих ребят направим. И не дай бог, с кем из них несчастный случай приключится.
— Та я ж курва, — усмехнулся Семен.
— Курва, — согласился майор, — да с головой, а не со сракой на плечах. Тебя ж твой черножопый князек на кол вобьет, даже если от меня сподобишься удрать. А через границу тебе здесь — ни-ни.
Семен посмотрел задумчиво на Есуй, сидящую рядом на полу, на Юса, стоявшего у двери. На верзилу, на майора.
— Не, нельза. Без них — не справа.
— Баба, ладно. Ладной бабе всегда есть употребление, — майор ухмыльнулся. — А этот барашек тебе зачем? По мове шпрехать?
— Альпиняка це. С лагеря.
— А, через перевалы, небось, драпать собрался? Мимо нас? Курва, одно слово.
— Отпусти нас, — сказала Есуй. — Тогда мы, может быть, простим тебя.
— О, холера! Спицын, поучи-ка ее, кто и как здесь говорит.
Верзила подошел к Есуй и ткнул ее носком сапога в живот. Та согнулась, коснувшись лбом пола.
— Пока не спросят — молчать! Зяпу не раскрывать, — рявкнул верзила.
— Ой, дарма робыш, пане офицер. Дарма.
— Тебе, видать, тоже неймется. Так это у нас быстро. А может, мне с вами и не валандаться? Выпотрошить, да и катитесь восвояси. Экспедиция на Вахан, вот же мать вашу.
— Не. Не атрымаецца, пане офицеру, — сказал Семен, улыбаясь. — Чуешь?
Майор замер, прислушиваясь. С улицы донеслось негромкое, но отчетливо различимое взревыванье.
