Лихорадочно пролистывая документы по «Харбину», я сверял итоговые счета, сводил подозрительные фамилии в списки, на особых листах строчил цэу для финансистов и контрразведки. Спурт тем и хорош, что дает быстрые результаты, но столь же быстро подобная работа опустошает, выжимает вас, как лимон. Уже к шести вечера в висках у меня скрипели патефонные иглы, и неведомая психоделическая музыка волнами наплывала издалека, струйками фруктовой патоки заливаясь через уши, перекатами спускаясь куда-то ниже, сбивая с ритма, подсказывая, что пора заканчивать. В общем и целом я был доволен. С намеченным я справился, можно было прятать чертовы папки куда подале, делать гимнастику и пить пиво. Разминая позвоночник, я поднялся. Сейф плотоядно щелкнул замочком, монитор компьютера погас, охранник возле двери что-то браво пожелал в дорогу. Из офиса я вышел, не видя и не слыша ничего вокруг.
В глазах продолжало рябить, и потому поравнявшиеся с нами «Жигули» я мог бы не заметить вовсе, если бы не Гонтарь. Мой телохранитель в пару секунд сообразил что к чему и, щелкнув по затылку шофера, выхватил оба своих ствола. Под дирижерский бубнеж в рацию машины сопровождения умело взяли зарвавшийся «Жигуленок» в коробочку, довольно грубо притиснули к бровке. Я безучастно следил за происходящим и лишь в самый последний момент успел крикнуть выскакивающему Гонтарю:
— Эй, минутку! Это же мой любимый мент!
Я не ошибся. Это был и впрямь «мой любимый» мент. Руоповец Костиков собственной персоной, один из немногих честных ментов, имена коих следует искать в многотомных скрижалях Великой Красной Книги.
Нахмурившись, Гонтарь обернулся.
— Отпустить восвояси?
— Зачем же… Пригласи ко мне в кабину. Без грубых слов, вежливо.
Последнее слово моим парням было едва ли знакомо, и все же под умелым руководством Гонтаря с задачей они справились. Долго не ерепенясь, капитан выбрался из «Жигулей», зашагал в мою сторону.
— Дюже вы нервные стали, Павел Игнатьевич! — пробурчал он вместо приветствия. — Ехали бы себе и ехали. Мешал я вам, что ли?
— Не сердитесь, — я приглашающе распахнул дверцу. — Будьте как дома!
Костиков, помешкав, залез в салон. Глянув на мой гипс, хмыкнул:
— Бандитская пуля?
— Она самая. Какими судьбами, капитан? Все никак не можете меня позабыть?
— Увы, даже в кошмарах являетесь. Рад бы забыть, да не получается.
— Что так?
— Разве непонятно? От ваших проказ весь город на ушах стоит. Сначала «Харбин», потом «Южный»… Не слишком ли много фейерверков для одного месяца?
Я пытливо оглядел офицера. Лицо капитана чуть расплывалось, зрение по сию пору не ладило с фокусом. Значит, с работы я убрался вовремя.
— Ладно, поговорим, — я тяжело вздохнул. — Что вы хотите знать, мсье Костиков?
— Я, кажется, объяснил.
— Зачем это вам? Надеетесь предотвратить очередной фейерверк?
— Надеюсь, — серьезно ответил он. — А еще надеюсь понять, какого черта вы вдруг взъярились. Жили себе, жили, дальше своей территории носа не совали, соседей, ясное дело, пощипывали, но все в меру, без геополитических амбиций. И вдруг нате вам! — Мороз, Поэль, «Харбин», «синие»! Прямо танатос какой-то устроили, ей-богу!
— Слова какие-то мудреные, — пробормотал я.
— Бросьте! Все вы прекрасно понимаете. Скажите честно, что за муха вас укусила?
— Сказал бы, да вы ж не поверите.
— А вы рискните.
Я прищурился.
— Видите ли, в некотором роде меня интересует то же самое.
— Не понял?
— Дело в том, что я тоже мечтаю выяснить, что за мухи-цокотухи на меня покушаются.
— Загадочно изъясняетесь!
— Так уж получается, Евгений Павлович. Хотел бы сказать яснее, да не выйдет.
— Все-таки попробуйте. Мне ведь любопытно. Вместе авось придем к утешающим выводам.
— Вам-то какой от этого прок?
— Самый прямой. Не буду вздрагивать во снах, гадая, какое очередное здание взлетит на воздух по утру. Город, знаете ли, привык спать по ночам, а какое уж тут спать под взрывы да выстрелы. Так что поделитесь, облегчите душу. Тем более, что у вас своя информация, у меня своя. Объединим — глядишь, что и выйдет.
— Провоцируете на исповедь?
— Ага. На совместный катарсис. Оно ж так всегда и бывает: выговориваемся, а потом легче становится.
— Может, еще хадж в Мекку посоветуете совершить? Так сказать, для полного очищения?
— Ну, это вам, пожалуй, слабо будет. Не сумеете. А вот потолковать по душам могли бы попытаться.
— Полагаете, получится?
— Ну… Во всяком случае попробуем. То есть, может, я незамысловато рассуждаю, но, по-моему, для мира вы еще не потеряны.
— Что вы говорите!
— Да, да! Имеется, знаете ли, такое смешное подозрение. А значит, есть за что побороться.
— Видел я вашу борьбу!
— Да дело, собственно, не в нас. Есть, знаете ли, другие силы.
— Ну-ка, ну-ка! — я встрепенулся. — Пожурчи-ка мне насчет этих сил! Интересная темочка!
— И пожурчал бы. Только сдается мне, ты о них больше наслышан, чем я, — Костиков тоже перешел на «ты». — Как пить дать, наслышан, — потому и мечешься, как угорелый. Прищемили тебя, Ящер, хвост, на мозоль любимую наступили, вот ты и начал месить кулаками воздух.
— Продолжай!
— А что продолжать, — Костиков раздраженно пожал плечами. — генеральчик-то покойный от безопасности — тоже твоих рук дело, а это куда как серьезно!
— Что за фантазии! Причем тут я?
— Не юли! Притянуть мы тебя, конечно, не притянем, улик нет, да только стоит ли отпираться? Свои же люди! Твоих ребят у «Южного» в окрошку посекли, вот ты и подписал мужичку смертный приговор. Так сказать, за подлую измену. И все бы ничего, да только нестыковочка имеется в деле! Маленькая такая! С изюмину.
— Что еще за изюмина?
— Изюмина такая, что не сдавал тебя любимый твой генерал! Преданность хранил до гробовой доски.
— Не понял!
— А ты попробуй понять! Кто тебя долбал в «Южном», вообще никто не знает. Ясно, что не урки. Но и не безопасники — это точно. Последние после гибели генерала вообще всех на уши подняли, в войсковые части запросы не поленились послать, экстренное расследование развернули. — Костиков сердито сопел. — Даже гаишников с пристрастием прошерстили.
— И что?
— А ничего. Никого и ничего. Не въезжали в город броневики. Ни по одной из дорог. И ОМОН на твоих парней не кидался.
— А вы?
Капитан фыркнул.
— За свою службу я тоже ручаюсь.
— Великолепно! Кто же тогда бил по ресторану из пулеметов?
— А никто. Призраки. Возникли ниоткуда, сделали свое дело и растворились в воздухе.
