Ясное дело, что ни о какой войне осенью речь не шла, все готовились к зиме. Наши агенты доносили о столкновениях солдат Земли Отцов с сарацинами, о каких-то налетах на поселения, но подробностей мы не знали. Зима прошла относительно спокойно. На удивление, ни один солдат Барзеля у границ Республики не появился. Стало ясно, что либо ему не до нас, либо он тоже решил поиграть в шпионов. Я склонялся ко второму варианту. Среди перебежчиков наверняка были и те, кто перебежал по приказу. В начале весны, перед выборами, я впервые почувствовал чью-то злую волю. Началось все с того, что на домах в Поселке появились бело-голубые флаги. Первым вывесил флаги Даниэль, и вся его Семья, за ними Стас, и еще несколько Семей, составившие костяк «оппозиции». Их было мало, основная масса народа по-прежнему поддерживала нас, особенно после рассказов перебежчиков, но это был тревожный признак.
Меня все время не покидало ощущение, что Барзель, точно волк, рыщет по округе, примериваясь к стаду, высматривает, какую бы из овец утащить. Республика, тут он был прав, была на редкость беззубой, контрразведка поставлена не была, так что достоверной информации о происходящем не было, мне оставалось только гадать на кофейной гуще. Впервые после драки с Фрайманом я почувствовал свою беспомощность. Вокруг нас что-то происходило, а мы, бездействуя, плыли по течению, и все наши действия и планы казались мелочью, комариными укусами. Когда мы объявили дату очередных выборов, я понял, чего именно добивался Барзель. «Оппозиционеры» выставили на выборы свои кандидатуры, не как раньше — каждый по отдельности, на это раз они вышли единым блоком, и главной идеей этого блока стало «воссоединение с нашими братьями». Они выступали за ликвидацию Республики и присоединение Поселка к Земле Отцов. Меня неприятно удивило, что их — слушали. Не то, чтобы многие, не то, чтобы внимательно, но слушали. Очень многие из наших ударились в религию, у нас и раньше был маленький процент «шляп», многих из них я искренне уважал — толковые люди. А тут вдруг, ни с того, ни сего, обычные люди, чуть суббота, напялив молитвенные шапочки, тянутся в молельню.
— Делать им нечего, — прокомментировал я, впервые услышав о таком, — слишком все у нас благополучно, вот и понесло народ по кочкам.
— Не скажи, — покачал головой Летун, — тут что-то другое. Надо разузнать, чем они там занимаются.
— Задействуй Профессора, — предложил я. Профессор был нашим единственным «агентом», если так можно это назвать. Мы держали в секрете его работу на Фраймана. Даже без довольно прозрачных намеков Летуна он был готов на все, чтобы это не выплыло наружу, и потому охотно поставлял нам информацию о том, что творится в Поселке.
Выборы прошли удачно для нас. Несмотря на пропаганду, которую развели сторонники Земли Отцов, за них проголосовало не больше десятой части пришедших на выборы, в этот раз они пролетели. Некоторое время спустя, Профессор сумел втереться в доверие к одному из проповедников, вызнал секреты, установил связи. Оказалось, что многие из проповедников на деле являются агентами Барзеля, и ведут среди своей паствы агитацию. Вычисленных агентов Барзеля мы заставили уехать. Обошлись без эксцессов, просто пришли, и вежливо попросили покинуть пределы Республики. На удивление, все они легко согласились, и отвалили. Настало лето, все было спокойно, мы погрузились в повседневные дела, и только где-то на краю моего сознания горел красный огонек: что-то не так, что-то я упустил, что-то очень серьезное.
Комитет традиционно собирался в пятницу, по утрам, мы приходили к девяти часам в Форт, и подводили итоги прошедшей недели. Это было единственное заседание, проводившееся по плану, и единственное, на котором всегда присутствовали все члены Комитета, кроме Алины, чье членство было чисто номинальным. Она занималась своими медицинскими делами, ей не было дела до политики. Поэтому собирались мы вшестером, иногда к нам присоединялся Вайнштейн, чей голос, хоть и формально совещательный, был очень весом, к нему прислушивались.
Это был первый раз за очень долгое время, когда я на заседание опоздал. Вечером в четверг мы с Сергеем и Вайнштейном допоздна играли в карты, и немного переборщили с выпивкой. В результате, утром я благополучно проспал, не услышав звонок будильника. Проснувшись с гудящей головой, я сходил в туалет, по дороге опрокинул в пересохшую глотку стакан компота, и лишь потом взглянул на часы. Было без пятнадцати десять.
— Б…, - выругался я и схватил штаны. — Опоздал, алкоголик несчастный, — ругал я себя последними словами, идя быстрым шагом по улице. Уже на полдороге до Форта я понял, что что-то случилось. Оттуда доносился треск, тянуло гарью. Подняв глаза к небу, я увидел, что нод домами плывет дым. Я ускорил шаг, и к Форту почти подбежал. Я вбежал в ворота, и остолбенел. Один из двух домов Форта, тот, что слева, где мы обычно заседали, горел. Перед ним, на приличном расстоянии от огня, стояли люди. Погасить огонь уже было невозможно, из окон било пламя, взлетали снопы искр.
Бессильно уронив пустой огнетушитель, стоял на коленях Томер, его белая футболка была черна от пепла.
— Что случилось? — тронул я за плечо какого-то мужика, что стоял поближе. Тот повернул голову, и ответил потерянным голосом:
— Комитет взорвали. Всех до одного, никто не вышел.
— А… — я не нашелся что сказать, новость меня просто сразила наповал. Я не верил свои глазам, этого просто не могло быть. В огне погибли мои друзья…Летун, Райво, Ли, Вишневецкий, Медведь, никого из них больше нет. Я покачнулся, мне стало нехорошо. В этот момент мужик развернулся, посмотрел на меня, и с криком отпрыгнул. Остальные оторвали взгляды от бушующего пламени, и повернулись ко мне.
— Коцюба!? Живой? Как? — кинулся ко мне Ариэль. Я не ответил, у меня в горле застрял комок, хотелось плакать, но я не умел, я с детства не плакал. Люди взяли меня в кольцо, взгляды десятков пар глаз скрестились на мне. На секунду мне подумалось, что они сейчас меня убьют, за то, что я остался жив, когда остальные умерли. Они внимательно смотрели на меня, ледяные мурашки побежали по моей спине. Они ждут распоряжений, понял я, я ведь остался один из всего Комитета. Они ждали моих приказов, а я не знал что делать, я не знал, что им сказать. Я почувствовал, что потерял контроль над ситуацией.
— Все, хватит, мы зря тратим время, — я понял всю бесплодность наших попыток. Дом догорал, тушить его было бесполезно. Народ побросал ведра и огнетушители, и все отошли от дома подальше. К Форту сбежался весь Поселок, голосили женщины. С потерянным видом ходили наши ребята, честно говоря, мне тоже от бессилия хотелось завыть. Сесть на землю, вцепиться себе в волосы и завыть, и только мысль, что я за все отвечаю, меня останавливала.
