Александр Афанасьев - У кладезя бездны. Часть 1.

— Я считаю, что авторитет ничто, если он не подкреплен силой оружия и добрыми друзьями за спиной… — глядя мне в глаза, сказал Микеле.

Я протянул ему руку. Соглашение, хоть и частичное — состоялось.

— Я хочу, чтобы меня здесь правильно поняли. Мы все равно будем заниматься этой проблемой, хотите вы этого или нет. Только из уважения к дону Онофрио и к другим жителям этого города — я навестил вас и рассказал о своих намерениях вместо того, чтобы просто начать действовать. Эти люди — вам не родные, они чужие. Если вы думаете, что Танжер огорожен высокой стеной от всего остального мира… что же, так думал шахиншах Мохаммед, который разместил вокруг своей столицы сорок процентов свое армии. И что произошло с Тегераном? Гнилое яблоко надо выбрасывать из корзины, пока не сгнила вся корзина.

Микеле кивнул, соглашаясь с известной сицилийской пословицей. Даже если дон Онофрио и Копполо окончательно откажут — какая-то поддержка все-таки будет. С русским Престолом — они ссориться не будут.

В свой сорок пятый день рождения — Король Италии проснулся в своем замке в холодном поту задолго до рассвета. По привычке — он спал отдельно от жены — и защитить его от приходящих в ночи кошмаров — было некому и нечему…

Принц Эммануил получил титул Короля Италии Виктора Эммануила V несколько лет назад в возрасте тридцати семи лет. Нет, его отец не умер — он просто отрекся от власти по неизвестным причинам и уехал в Швейцарию, где жил в позорном морганатическом браке с дамой, младше его на сорок лет, журналисткой, от которой успел прижить двоих детей. Державу он бросил на сына — про такие случаи говорят: «Как эскадрон сдал».

Сын с тех пор не сделал ни единой попытки увидеть отца.

В народе говорили, что они «поменялись местами» — не лучшее, что могут говорить о члене Августейшей Фамилии, тем более о Царствующей Особе. Есть такой нехороший анекдот… подросший отрок врывается в обеденный зал и гневно выговаривает родителям — вы мне больше не указ, я теперь совершеннолетний и прямо сейчас ухожу из дома. Пойду в ночное заведение, пить, гулять и веселиться с барышнями. Отец молча встает… отрок запальчиво выкрикивает — и тебе меня не остановить, papa! А отец и отвечает — да я вовсе не собираюсь тебя останавливать, я с тобой пойду. Вот как то так…. строилась жизнь в итальянском Правящем Доме.

До тридцати шести лет — Наследник большей частью находился либо в Швейцарии, где постигал тайны финансового права, либо в таких местах, как Монако, Марсель, Ницца или германский Баден-Баден. Там он играл на деньги, разбил пару спортивных машин, имел громкие романы с представительницами европейского бомонда — актрисы, певицы, а то и куртизанки высокого класса. Попыток к тому, чтобы хоть как-то вникнуть в дела страны, которой ему рано или поздно придется править — он не предпринимал. Зато его имя оказалось вовлечено в несколько некрасивых финансовых афер, к которым наследнику европейского престола не пристало бы иметь какого-то касательства.

Вернувшись в Италию по настоянию отца — он меньше, чем через год принял Престол.

Ознакомившись с делами в своей суматошной, беспорядочной, пропитанной коррупцией, с колониями, которые надо было удерживать монархии, Виктор Эммануил V пришел в ужас, в котором и пребывал по сей день…

Но это не значит, что он ничего не делал.

В Викторе Эммануиле V была черта, которую почти никто не подмечал, но которая составляла все существо его не такого уж плохого правления. У него, как у любого человека с образованием финансиста доминирующей чертой характера был здоровый, хладнокровный цинизм, а навыки профессионального карточного игрока дали ему навыки мгновенного принятия решений и расчетливость. Это были не слишком плохие черты характера… для Премьер-министра, но не для Короля. Король все-таки должен был быть неким недосягаемым моральным авторитетом. И соизмерять свои шаги он должен был — прежде всего, с моралью, и только потом с выгодой — о выгоде должен заботиться Премьер-министр. Но, увы… в Италии не было нормальных премьеров начиная с Муссолини… и кому-то надо было быть этим Премьером. Хотя бы и Королю.

Прежде чем рассказывать, что произошло дальше — немного отвлекусь на историю.

Историю современной Италии нельзя понять без понимания роли в ней прожженного дельца Бенито Муссолини. Коммунист до двадцать первого года, поддерживавший связь с Бронштейном и нелегальной террористической организацией Коминтерн через свою любовницу Анжелику Балабанову[115] — после Первой мировой войны он совершил примерно тот же маневр, что и Борис Савинков, по странному стечению обстоятельств тоже военный журналист. Война наглядно показала, что разделение по линии «свои — чужие» намного актуальнее, чем «бедные-богатые», и никакая справедливость не играет роли, если твоя страна теряет половину своих заморских территорий за один день. Муссолини был в Африке и присутствовал при рождении Четвертой Республики.[116] Он видел, с какой яростью, забыл о классовых и прочих противоречиях люди, военные и гражданские сражались за свое детище, за свой дом, который стоял не на жирных почвах долины Луары — а на иссушенной солнцем земле Африки. Позабыто было все и сразу — аферы, споры в парламенте, вражда, разбирательства относительно того, по чьей вине они, одна из самых высокоразвитых наций мира оказались здесь, на каменистых холмах Африки. Ничего из этого не имело значения — у них была своя земля, какая бы ни была, и они не намерены были ее отдавать ни германцам, ни англичанам, ни даже русским. Рейхсвер поопасался связываться — попробовал на прочность, понял, что тут можно задержаться и пошел дальше, вглубь африканского континента, где ждали куда более значимые территориальные призы.

Именно оттуда, Муссолини вынес учение о единстве нации, о едином национальном организме, военном и рабочем. Остатки бродившего в его голове марксизма он соединил со своими наблюдениями, полученными в новорожденной Четвертой Республике — и получился национал-социализм. Одним из его символов стала пучок, связка — это восходило к любимым примерам Муссолини: несколько веток можно переломать по отдельности, но гораздо сложнее вместе. Связка по-итальянски — фаши, фашина. Поэтому — строй, который установился в Италии к концу двадцатых стали называть фашизмом.